Читаем Как это было полностью

Окончив МВТУ в 29-ом году, я осталась аспиранткой на кафедре Шилова вместе с двумя Константинами Васильевичами Астаховым и Чмутовым. Нас на кафедре называли «шиловским детским садом». Кроме научной работы, мы должны были вести лабораторный практикум и семинарские занятия со студентами. По понедельникам Шилов устраивал коллоквиум, где докладывали результаты текущих работ, делали обзоры научной литературы, а в заключение всегда была чайная церемония. Чай заваривали в больших термосах и к нему подавали печенье «Лэнч» и пастилу. Чайной церемонией ведала я.

Вскоре в моей жизни произошло еще одно важное событие. После пятилетней работы в Германии вернулся в Москву и был назначен членом коллегии Наркомвнешторга Семен Борисович Жуковский.

По-видимому, в его планы входило увидеть меня, узнать, что произошло в моей жизни за прошедшие пять лет. Несмотря на свою отвагу в годы гражданской войны, он сам не решился напомнить о себе, а попросил об этом Михаила Питковского. Несколько раз мы встречались втроем. Потом однажды Жуковский позвонил мне и сказал, что Миша нездоров, но мы могли бы поехать куда-нибудь, например, в Нескучный сад.

 

Тогда за Калужской площадью все было по-другому, Ленинский проспект не существовал, город здесь почти не чувствовался. Ярким солнечным днем мы гуляли в парке.

Жуковский вдруг стал очень серьезен и сказал, что, хотя он и живет с женой под одной крышей, они разошлись, и жена собирается устраивать свою жизнь наново. Он ей не судья, но и сам должен подумать о себе. Он не собирается жить бобылем и думает жениться.

- Конечно, женитесь, — откликнулась я. Зачем вам жить одному? Вероятно, у вас уже кто-то есть. Если вы со мной так откровенны, может быть, скажете, кто она.

- Скажу, конечно. Это вы.

- Невозможно!

На следующий день - телефонный звонок.

Тон у Семена Борисовича виноватый:

- Простите меня, пожалуйста, я так бесцеремонно позволил себе говорить с вами. Я так сожалею о случившемся, о сказанном... Мы должны встретиться, я все объясню.

И мы стали встречаться. Называть его Жуковский как-то нескладно, по имени- отчеству тоже не годится; Сеня, как называли его товарищи, не получается. Но каким-то образом все сложности уладились, Мы все чаще бывали вместе, и 25-го мая 1930 года он переехал ко мне.

 

Никто об этом не знал, кроме соседей.

Были такие времена, что интимных вещей не афишировали. Ни Дворцов бракосочетания, ни колец, ни свадеб в нашем кругу все это не было принято. Жить или не жить с кем-то было сугубо личным делом. Никому и в голову не приходило спрашивать, зарегистрирован ли брак.

Папа пришел однажды вечером и застал Семена Борисовича. Он сразу разобрался в ситуации, отнесся к нему уважительно и с большой симпатией. Так мой муж вошел как свой в большую и очень дружную семью Шатуновских.

 

Характерный для тех лет, а для меня весьма памятный эпизод первых месяцев нашей совместной с Семеном Борисовичем жизни.

Однажды, возвратясь с работы домой, я нашла в почтовом ящике повестку. Приглашают явиться в тот же день к определенному часу в райсовет, кабинет такой-то. Я решила, что это связано с моей общественной работой в ОСОАВИАХИМе. Наверное, будут раздаваться какие-то грамоты или значки, а может быть, даже задуманы полеты над городом для активистов вроде меня.

Оставила записку Сене и отправилась в райсовет. В коридоре тихо, захожу в означенный кабинет. Навстречу мне из-за стола встает приветливый такой товарищ, хорошо одетый, приглашает садиться, заводит со мной разговор о том, что ему известно, как я успешно окончила МВТУ, поступила в аспирантуру, занимаюсь общественной работой.

И вот какое ко мне дело. Я ведь знаю, что мы окружены врагами, что троцкисты готовят покушение на наших руководителей. Одно из предательских гнезд как раз в доме, где я живу, ничего об этом не подозревая. (Я жила в доме, населенном журналистами из «Известий ЦИК», на Малой Дмитровке.) Я не могу не понимать, что каждый сознательный советский человек, а он не сомневается, что я как раз такой человек, должен помочь в борьбе с этим страшным злом, с этой гидрой, чем может. Сижу, киваю головой: конечно же, и я должна тоже бороться с гидрой...

Так вот, моя задача состоит в том, чтобы незаметно следить за журналистами, населяющими наш особняк, знать, кто их посещает, о чем ведутся разговоры, и сообщать ему, хорошо одетому товаришу, обо всем замеченном. Я должна приходить к нему через определенные промежутки времени с отче том, а подписываться буду условным именем Шура.

Только тут у меня сердце екнуло. Но все равно я понимала, что мне оказано большое доверие, что отказываться нельзя ни в коем случае. Кто же будет стоять на страже интересов нашей страны, если мы откажемся?

- Еще одна небольшая формальность, - сказал мой приятный собеседник. - Все, о чем мы говорили, строжайшая тайна. Ни один человек не должен об этом знать, и мы с вами несем за то полную ответственность.

В чем мне и предлагалось расписаться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии