Как это было

По воскресеньям и праздникам, когда Клара со своими подругами по институту уходила на целый день развлекаться и гулять, мы брали реванш. Нарушали весь режим, говорили по-русски, позволяли нашей маленькой дочери все.

 

Теперь я могла начать работать, ибо для советской женщины не работать, быть на иждивении мужа считалось недостойным.

В торгпредстве нашлось для меня место в бюро информации. Поскольку у меня был диплом инженера по цветным металлам и сплавам, я этим и занималась. Попутно всерьез взялась за изучение языка.

 

В августе 32-го года торгпредству потребовалось командировать специалиста в Кельн, Бонн и Париж для приемки большой партии цельнотянутых дюралюминиевых труб для бурно развивавшейся советской авиационной промышленности. Прокат и профилированный прокат из дюралюминия мы уже производили в Кольчугине, его называли кольчугалюминий, а своих цельнотянутых труб еще не было. Заказ был на огромную сумму.

Мало того, что для столь важного дела требовался человек, знающий алюминиевую промышленность, он должен был хоть как-то владеть немецким и французским. Я по всем статьям подходила. Сеня успокоил меня Наташу вполне можно оставить на фройляйн Клару, и настоятельно советовал ехать неизвестно, появится ли когда-нибудь еще такая возможность. Я сомневалась: молоденькая женщина предстает перед директорами крупных европейских фирм в качестве ответственного приемщика заказов огромной страны, а вдруг они просто обведут меня вокруг пальца. Сеня успокаивал: все фирмы очень надежны, солидны и весьма заинтересованы в наших громадных заказах; эти заказы для них хлеб, спасение; я могу подписывать акты приемки буквально с за крытыми глазами.

И я отправилась в путь. Сначала Кельн с его великолепным собором. Возят меня в лимузине, немцы почтительны, сдержанны.

Что они думают о дамочке, которая явилась их контролировать, - неизвестно. Сначала деловой прием в ресторане моей гостиницы, изысканный обед. Толстый повар в бе лом колпаке при нас на жаровне готовит мясо дикой косули, закуски. Рейнские вина, заморские фрукты. Я стараюсь не выглядеть обалдевшей. На следующий день поездка на предприятие для подписания документов, а перед тем контрольные испытания труб.

Все очень солидно. Затем Бонн, где в дюралюминиевой компании повторяются те же процедуры: обед в лучшем ресторане, посещение завода, испытания продукции, подписание документов приемки. Все организовано с немецкой аккуратностью и пунктуальи деловые встречи, и осмотр достопримечательностей. В Бонне я побывала в университете, где занимался Маркс, в сопровождении жены и дочери директора фирмы проехалась на пароходе по Рейну.

Всех, должно быть, все-таки удивлял мой облик, никак не соответствующий высоким полномочиям. Тогда в Германии было очень мало женщин-инженеров, а женщин-металлургов, наверное, и вовсе не было.

 

Из Бонна, не заезжая домой, отправилась в Париж. А там, в пригороде Эпинэ-сюр-Сен, у меня родня. В то время советским командированным за рубеж еще можно было жить у родных, и я три недели прожила с ними. Мои кузены были безработными и зарабатывали тем, что ездили на своей машине с прицепом по городу, собирали у людей требовавшую ремонта мебель и, отремонтировав ее у себя дома, развозили заказчикам. Это давало возможность жить, по нашим советским нормам, более чем обеспеченно. Как они радовались моему приезду, все свободное время мы проводили вместе, где только ни побывали за эти три недели.

Выполнявшая наш большой заказ дюралюминиевая компания помещалась вблизи аэродрома Бурже. Ежедневно за мной приезжал шофер фирмы и после рабочего дня он же отвозил меня в Эпинэ. По дороге я упражнялась во французском языке, беседуя с шофером. Как у меня получалось, не знаю, но французы, впрочем, как и немцы, не уставали меня хвалить и никогда никто не позволил себе посмеяться надо мной. В то же время в отличие от немцев, с которыми я имела дело в Кельне и Бонне, непосредственные и живые французы откровенно удивлялись тому, что молодая женщина не может в России выйти замуж и вынуждена ездить по свету за какими-то трубами. Когда я говорила им, что у меня есть муж и девятимесячная дочь, они удивлялись еще больше: «Зачем же тогда работать? Неужели муж не может вас обеспечить?». По их мнению, нормальная замужняя женщина должна быть хозяйкой дома, женой, матерью, а старые девы ну, те пусть работают.

В сентябре 32-го года мы, оставив Наташу в Берлине с Кларой, уехали в отпуск сначала в Москву, а затем в Крым в санаторий ЦИКа. Тогда существовало правило: все советские служащие за границей должны были проводить отпуск на родине. Наверное, чтобы не отвыкали и не отрывались от нее.

Повидавшись с моим отцом, родными и друзьями, мы отправились в Форос. В то время санаторий располагался во дворце Кузнецова, до революции владевшего, если не ошибаюсь, фарфоровыми заводами. По берегу моря растянулся прекрасный парк, второй по красоте и богатству флоры после знаменитого Никитского сада. Сейчас там санаторий ЦК партии, выстроено еще шесть больших корпусов. Парк хорошо сохранился.