Но все сложилось иначе. Когда я родила, Сеня прислал мне в палату хризантемы и записку, в которой поздравлял и желал скорейшего возвращения с дочерью домой, тем более что он получил назначение на долж ность заместителя торгпреда в Берлин, и мы должны не позже чем через месяц быть там.
У нас было отдельное купе в международном вагоне. Наташа помещалась в чемодане с отвернутой крышкой. До самой Варшавы никто из пассажиров не знал, что в вагоне едет младенец, так тихо вела себя эта кроха.
Мы подумали даже, что хорошо бы нам попросить проводницу присмотреть за ребенком, а самим сесть в экскурсионный автобус, который подают к вокзалу специально для пассажиров Берлинского экспресса, и посмотреть Варшаву. Сене очень хотелось доставить мне это удовольствие. Но, увы, ничего не получилось. Как только мы подъехали к Варшаве, Наташа начала громко плакать и успокоилась только когда поезд тронулся.
На вокзале в Берлине нас встречал Павел Сергеевич Аллилуев, родной брат Надежды Сергеевны - жены Сталина. Он был в чине генерала, работал нашим военным атташе в Германии, с Сеней они были знакомы еще с гражданской войны. В Берлине Павел Сергеевич жил со своей женой Женей и тремя детьми. Мы часто встречались с ними. Потом, в страшные годы повальных арестов, он покончил с собой, а Женю, как и всех Аллилуевых, арестовали.
Павел Сергеевич отвез нас в приготовленную для нашей семьи квартиру в западной части Берлина в Вильмерсдорфе. Красивый восьмиэтажный дом торгпредство снимало для своих сотрудников. В подъезде цветущие олеандры, на лестницах ковровые дорожки. Столовая, гостиная, спальня, детская полностью обставлены, в гостиной рояль, постели застелены, как в хорошей гостинице.
Сеню назначили заместителем торгпреда по импорту. Было еще два заместителя: по экспорту Фридрихсон и по финансам - Файнштейн. Торгпредом был Вейцер, который впоследствии стал мужем Натальи Ильиничны Сац. В конце тридцатых годов и он, и прежний ее муж, директор Госбанка Попов, которого мы знали тоже по Серебряному Бору, где жили после возвращения из Берлина на госдаче, были расстреляны.
Основной работой в торгпредстве был импорт. В первые пятилетки наш импорт был огромным. На это шли золотые запасы и наше ценное сырье; кроме того, за границу продавались художественные ценности и антиквариат. Продажей ведала жена Горького Мария Федоровна Андреева. Сеня ее хорошо знал, а я ее в Берлине уже не застала в то время она уже была в Москве, работала директором Дома ученых.
С семьей замторгпреда Абрама Самойловича Файнштейна мы жили в одном доме, подружились. Мои дружеские отношения с ними продолжались потом и в Москве.
Антонина Ниловна работала в Берлине в ТАССе стенографисткой. У них было двое очаровательных детей. Потом, уже после смерти Антонины Ниловны, я узнала, что она вместе с мужем, работая в Берлине, а до того во Франции, много лет помогала Рихарду Зорге.
Полпредом в Германии в то время был Лев Михайлович Хинчук. Приемы в посольстве СССР вела жена первого советника Вега Датовна Линде, молодая элегантная грузинка. Супруга посла была отнюдь не светской дамой. Чтобы придать ей подобающий вид, Вега затягивала ее в корсет, тщательно наряжала и тогда только могла показать ее дипломатической публике. Торгпред и его замы должны были являться на приемы с женами. У Вейцера жены не было, а мы, три «замши», всячески избегали этой обязанности. Как себя вести в официальной обстановке, как одеться, о чем и с кем говорить? Требовательная Вега вечно оставалась нами недовольна: Молодые женщины, а выглядите монашками... Вы посмотрите только на этих старух, жен послов и министров. Как они оголяются, как свободно себя держат.
Мужья наши являлись в смокингах, а нас специально одевали в Доме моды, но от этого мы никак не сходили за дам европейского света.
Много лет спустя я встретила Вегу Линде в лагерной больнице, где она, хирургическая сестра, спасла мне жизнь. Но об этом после.
Первые четыре месяца я была дома с ребенком, а потом нашлась хорошая няня, немка родом из Бреслау, окончившая Kinderpflege Institut и вырастившая уже двух советских девочек, тоже Наташ. Звали ее Клара Михаэль. Она гордилась своим дипломом, носила форму своего института и значок.
Утром во время завтрака она показывала нам накормленного, вымытого ребенка. Когда мы возвращались с работы, мы могли повозиться с Наташей, но вмешиваться в распорядок дня, режим питания и воспитание ни в коем случае. Фройляйн Клара гораздо лучше знала, что необходимо ребенку, была с ним ласкова и необычайно добросовестно выполняла свои обязанности. Институт ручался за нее и, если бы она нарушила его устав, ее бы лишили диплома. Вот как было поставлено дело. Стоило это достаточно дорого, зато стопроцентная надежность.
Клара, естественно, говорила с Наташей по-немецки. За все годы работы в русских семьях она заучила только три слова: «жайчик», «чипленок» и «чемондан». Нам она говорила, что Тati будет знать по-русски все слова, которые знает она - Клара.