Как это делалось в Ленинграде. Цензура в годы оттепели, застоя и перестройки

вызвали доносы на публикаторов. Они, конечно же, пытались протащить в ежегодник «сионизм» и «иудаизм»: «хотящий видеть да видит…» Начался разгром ежегодника — устроено закрытое партийное собрание, создана специальная комиссия партбюро ИРЛИ, разбиравшего это дело, возникшее, надо сказать, «снизу», в результате доносов некоторых сотрудников Пушкинского Дома. В отчете парткомисии по этому делу, занимавшему 26 страниц убористой машинописи, утверждалось, что «идейно теоретический уровень публикуемых в “Ежегоднике” материалов, посвященных, с одной стороны, различным кризисным явлениям предреволюционного модернизма с его проповедью эстетизма, религиозно-идеалистической философии, мистико-упадоч-нических настроений, буржуазного индивидуализма и воинствующей аполитичности, а с другой — столь же ущербным явлениям литературного процесса первых послеоктябрьских лет, в не меньшей мере пронизанным идеями буржуазной идеологии и нередко представлявшим собой, по определению Ленина, лишь “литературное прикрытие белогвардейской организации” (Полн. собр. соч., т. 54, с. 198), требует особого внимания». Инкриминировалось сотрудникам «Ежегодника» также «протаскивание» наследия «активных ниспровергателей социалистической культуры», — «высланного за границу в 1922 г. за свою контрреволюционную деятельность за границу С. Л. Франка или активного врага советской власти П. Б. Струве»[302]. Редколлегия была разогнана, заменена частично «проверенными товарищами». Но этим не ограничились (ежегодник проштрафился вдобавок публикацией писем М. О. Гершензона): ценнейшее издание по решению обкома велено было закрыть навсегда; удалось выпустить уже подготовленный ежегодник за 1980 г., и на этом издание его прекратилось на 10 лет (возобновлено было только в 1993 г. (ежегодник на 1990-й).

Мелочные придирки характерны не только для собственно цензуры, но и для администрации, сотрудников райкома партии (Василе-островского района, на территории которого располагается институт). Даже выпускавшиеся в ограниченном числе экземпляров (на машинке, позже — в ксерокопированном виде) программы научных конференций подлежали строгому идеологическом контролю. Так, например, в программе вторых «Малышевских чтений» 1978 г., как называются в память В. И. Малышева проходящие до сих пор ежегодные конференции по проблемам древнерусской литературы, из названия доклада Н. В. Понырко «Богородица — покровительница риторов» вычеркнуто первое слово. Еще курьезнее (и печальней, конечно), выглядит операция, произведенная в программе чтений 1985 г. Первоначально доклад А. Г. Боброва и А. Е. Финченко назывался так: «Пастушеский заговор на Русском Севере». Велено переименовать его на «Пастушеский фольклор на Русском Севере» — из опасения, должно быть, что первое название может навеять мысль, что существует некий тайный заговор пастухов (против советской власти?).

Тексты программ должны были «визироваться» не только администрацией, но и сотрудниками райкома КПСС. Примечателен в этом смысле сохранившийся экземпляр программы «Малышевских чтений» за 1982 г. На нем имеется круглая печать Василеостровского райкома с неразборчивой подписью; кроме того, этим же лицом, видимо, вычеркнут подзаголовок: «К 300-летию со дня казни протопопа Аввакума»[303].

* * *

Приведенные эпизоды, конечно, не исчерпывают тему взаимоотношений сотрудников Пушкинского Дома с «внешней» и «внутренней» цензурой. Обычно принято говорить о непоправимом ущербе, который тоталитарная цензура нанесла интеллектуальному потенциалу страны применительно к естественным, точным и техническим наукам — генетике и кибернетике, прежде всего, «прислужницам империализма», как называли их в известные годы. У филолога оставался по крайне мере текст, который он мог интерпретировать, комментировать и т. д., чем в основном и занимались многие видные ученые, ушедшие почти исключительно в текстологию, — по типу крупнейших поэтов, вынужденно уходивших в переводы. Но это касалось преимущественно классических текстов; хуже, когда и текста-то не было, вернее, он был приравнен к несуществующим.

Глава 8. Искусство

Искусство идет впереди, конвой идет сзади…

Из фольклора 60-х годов

Зрелищные искусства

Наблюдение за идеологической чистотой произведений искусства возлагалось на различные комитеты и учреждения культуры, а также «творческие союзы» — кинематографистов, художников, композиторов и т. д. Именно «художественные советы» этих учреждений решали и определяли судьбу театрального репертуара, эстрады, кино, художественных выставок и даже цирковых реприз. Как и в других случаях, решающий голос принадлежал партийным инстанциям — не только идеологическим отделам ЦК и обкомов, но и соответствующим парторганизациям. На долю собственно цензуры все же кое-что оставалось, о чем и пойдет речь далее.