Как это делалось в Ленинграде. Цензура в годы оттепели, застоя и перестройки

Сам спецхран, находившийся в особом помещении, регулярно посещался сотрудниками Главлита, которые время от времени находили те или иные «нарушения» в его работе, вплоть до таких мелочей: «Помещение спецфонда находится на 3-м этаже. Оборудование его не соответствует требованиям инструкции о спецфондах Главлита СССР. Входная дверь не обита железом, не на всех окнах находятся железные решетки. Решетки на окнах не выполняют своего назначения (!). В открытых фондах обнаружены книги, подлежащие изъятию…»[82].

Последнее из указанных «нарушений» фигурирует в десятках актов и донесений Ленгорлита в обком партии. Вина библиотекарей усугублялась в тех случаях, когда речь заходила о массовых библиотеках Ленинграда и области. Время от времени инспекторы совершали налеты на библиотеки такого типа, проверяя фонды и каталоги на предмет хранения и регистрации изъятых книг. Известие о грядущей проверке порождало буквально панику в библиотечной среде: срочно проверялись фонды, спешно вырывались даже карточки из каталогов. Однако обычная неразбериха, отсутствие во многих массовых библиотеках глав-литовских списков, которые, в свою очередь, объявлялись секретными, — всё это зачастую приводило к «огрехам», тотчас же фиксируемым в особых актах обследования. Затем следовали «оргвыводы», приводившие к наказанию виновных в открытом хранении недозволенных книг в массовых библиотеках и книжных магазинах — вплоть до увольнения.

Вскоре после «пражских» событий на имя секретаря Ленинградского горкома КПСС Б. С. Андреева поступила из Ленгорлита «Информация о недостатках в выполнении директивных указаний об изъятии из открытого обращения литературы»: «Сотрудниками Ленинградского управления в мае — июне с. г. проведена выборочная контрольная проверка книжных фондов 21 библиотек города по выполнению директивных указаний об изъятии из библиотек общего пользования книг. Установлено, что работники библиотек небрежно относятся к выполнению указаний, вследствие чего подлежащие изъятию книги продолжают находиться в общих фондах и выдаются читателям». В качестве примера приводится Центральная библиотека им. В. В. Маяковского, в которой не изъяты из фонда книги, попавшие в так называемый «чешский» список Главлйта: «Грачев С. Помощь СССР народам Чехословакии в их борьбе за независимость. 1941–1945 гг. М., 1953 — 2 экземпляра; История Коммунистической партии Чехословакии. М., 1962 — 2 экземпляра; Копецкий Вацлав. Воспоминания. Из истории Чехословацкой республики и борьбы Коммунистической партии Чехословакии за победу социализма. М., 1962 — 2 экземпляра; КПЧ — организатор победы социализма в Чехословакии. М., 1961 — 5 экземпляров; Рождение Чехословацкой Народной армии. Сб. статей. М., 1959 — 1 экземпляр»[83].

В донесении перечисляются эти и подобные им книги, обнаруженные в библиотеках Педагогического института им. Герцена, Ленинградского Дома ученых и т. д., поскольку в них упоминались — в положительном, разумеется, контексте — главные деятели пражских событий, занимавшие прежде высокие посты в партийной и государственной иерархии. В 70-начале 80-х годов в главлитовские циркуляры попали десятки имен писателей, покинувших в это время СССР; книги эмигрантов первой и второй волн по определению подлежали погружению в спецхран (см. главу 5). Причины отъезда не имели никакого значения — и «законная» эмиграция по «израильской визе», и полунасильственное понуждение к эмиграции (Иосиф Бродский, Владимир Войнович, Виктор Некрасов и др.), и полностью насильственная (А. И. Солженицын) высылка. Понятно, что к ним были причислены писатели-«невозвра-щенцы» — например, Анатолий Кузнецов, поехавший в Лондон собирать материал для книги о Ленине и оставшийся там.