Особую головную боль доставляли контролерам букинистические магазины, поскольку состав книг в них был, в отличие от библиотек, текучим и постоянно менялся: уследить за покупкой и продажей запрещенных изданий представлялось крайне затруднительным. Не раз Главлит рассылал на места грозные циркуляры, требуя усилить контроль «на этом участке», поскольку «некоторые главкрайоблуправления ослабили» работу, не информируя «о проведенных проверках и обнаруженных при этом недостатках». В связи с этим приказывалось ежеквартально сообщать о числе проверок, «выявленных нарушениях и принятых мерах»[90].
Такие проверки помогали, между прочим, выявлять и существенно расширять круг «антисоветской» литературы. Так, в 1977 г. ленинградские цензоры «…при контроле букинистических магазинов выявили, что некоторые из них покупали и продавали книги реакционного философа Н. А. Бердяева, контрреволюционера, реакционного философа С. Н. Булгакова». Начальник Ленгорлита обратился к вышестоящему начальству с просьбой включить их в упомянутый универсальный «Список лиц…», тем более что «с такими вопросами в горком КПСС обращаются пропагандисты»[91]. Ему, по-видимому, не было известно специальное особое «Руководство для цензоров, работающих при букинистических магазинах», изданное в виде брошюры еще в 1941 г. и не отменявшееся в течение десятков лет. В нем, в разделе «Книги, не подлежащие продаже», как раз и перечислены труды Н. А. Бердяева и других философов-эмигрантов. Как можно понять, в 40-е годы существовала особая должность цензора при каждом букинистическом магазине. В его обязанности входили: «а) просмотр всей литературы, поступающей для продажи: б) изъятие не разрешенных к продаже изданий, в соответствии с приказами начальника Главлита. Все приобретаемые букинистическими магазинами книги могут быть пущены в продажу после цензорского просмотра таковых и выдачи цензором соответствующего разрешения. На всех разрешенных цензором к продаже книгах на заднем форзаце ставится условный разрешительный штамп, присвоенный каждому цензору». Основную часть брошюры составлял раздел «Об обращении в продаже дореволюционной литературы», снабженный таким пояснением: «В продаже остается в основном литература, как русская, так и иностранная, изданная до 2-й половины XIX века (до 1850 г.). Из литературы, изданной во 2-й половине XIX века и позднее, запрещается к продаже или остается в обращении следующая». Далее текст разбит на две колонки: «Книги, не подлежащие продаже» и «Книги, остающиеся в обращении». Примерно половину брошюры составляет отдел «Художественная литература (в том числе детская), история литературы» — с такой общей установкой: «Не подлежит продаже дореволюционная литература, восхваляющая царствовавшую в России династию, националистическую и антисемитскую пропаганду и т. д.» Далее приводятся более или менее случайные примеры такого рода изданий. В числе запрещенных оказались даже романы Лидии Чарской, «а также отдельные книжки для детей с монархическим и религиозным содержанием из так называемой “Золотой библиотеки” (М. О. Вольфа. —
Решительному запрету подвергалась практически вся литература Русского зарубежья — «произведения белоэмигрантских руководителей, писателей, публицистов, изданные после Октябрьской революции. Например: Мережковский, Гиппиус Зинаида, Алданов, Ив. На-живин, Замятин Евг. и др.». Их имена, естественно, отсутствуют в списке русских и зарубежных писателей, произведения которых разрешались «к обращению» в букинистической торговле. Список, насчитывающий свыше двухсот имен, составлен, надо сказать, весьма безграмотно и более или менее случайно. В нем указаны какие-то неведомые Дукатов (без инициалов), Б. Варгшаст, А. Пампурс, Махмут-Хаджи Бекбуди (очевидно, дань «дружбе народов») и др. Зато нет А. А. Блока, не говоря уже о всех писателях-эмигрантах. Из них указан лишь Куприн — потому, должно быть, что он вернулся на родину в 1938 г. «При просмотре книг других авторов, — говорилось в пояснении к списку, — если они цензору неизвестны, надлежит обращаться за справкой и консультацией к вышестоящим органам цензуры».