Как государство богатеет… Путеводитель по исторической социологии

Впрочем, не все так просто. Королевские монархии существовали в Новое время наряду с империями и должны были еще выиграть у них конкурентную борьбу. На первый взгляд империи были сильнее. Скажем, император Карл V в первой половине XVI века контролировал тем или иным образом практически пол-Европы наряду с заокеанскими колониями, откуда в его казну текли золотые и серебряные реки. Однако на деле имперский механизм формирования большого государства оказался менее пригоден для практических целей, чем монархический.

Империя фактически представляла собой лишь объединение под одной короной (на принципах личной унии) большого числа княжеских государств, тогда как монархия (в первую очередь, французская) – единый, жесткий механизм аккумулирования ресурсов со всех своих земель. Империя по разным причинам не могла равномерно выкачивать ресурсы со всех своих бескрайних пространств. Например, попытка получить больше денег из далеких Нидерландов обернулась для Испании нидерландской революцией, отделением Голландии и утратой части даже тех финансовых ресурсов, которые были доступны Мадриду ранее. А во Франции кардиналу Ришелье удалось повысить налоговое бремя, несмотря на сопротивление различных регионов. Кроме того, Ришелье все свои действия совершал в интересах государства, тогда как испанские монархи во главу угла долгое время ставили религиозные ценности. Ришелье запросто сошелся в ходе Тридцатилетней войны со шведскими протестантами, тогда как Испания не могла себе позволить никакого союза с еретиками [Там же: 208–209]. В итоге XVII век стал победоносным для Франции, расширившей свои территории и провальным для «скукожившейся» Испании.

«Стратегические инновации: дорогие фортификационные сооружения и сложные приемы пехотного огня, – отмечал Боббитт, – разрушили те формы конститутивного устройства, которые не смогли к ним приспособиться. Сначала пали княжеские государства, бюджет которых был для этого слишком скромен; затем – хрупкая габсбургская империя, составленная из таких княжеских государств. Она рисковала в решающих сражениях на столь многих театрах боевых действий, что оказалась истощена в войнах нового типа, более динамичных и разрушительных» [Там же: 194].

Из королевской монархии, согласно теории Боббитта, произошло территориальное государство, доминировавшее в Европе примерно с Тридцатилетней войны до Великой французской революции.

Монархия организована вокруг одного человека, территориальное же государство определяется монолитностью своей территории и поэтому постоянно беспокоится о своих границах [Там же: 222].

В таком государстве появляется как возможность (благодаря постоянному притоку налогов), так и необходимость (для защиты всей территории) содержать большую постоянную профессиональную армию. Если раньше наемников собирали в связи с началом войны, причем в национальном плане это могла быть весьма разношерстая масса, то новая армия состояла из рекрутов, набранных в своей стране и понимающих, что воюют они за свою страну, а не только за хозяина, который им платит. Для монархов же в территориальном государстве хорошим тоном стало уверять, что они являются такими же слугами народа, как и вся королевская бюрократия. Типичным правителем территориального государства по Боббитту был Фридрих Великий [Там же: 247].

Народ и армия едины

Понятно, что при таком обороте событий от территориального государства было уже рукой подать до возникновения национализма. Или, в терминах Филипа Боббитта, до формирования нации-государства, «которое объединяет нацию как этнокультурную группу, чтобы она действовала именем Государства» [Там же: 261]. В новых условиях появилась возможность поставить под ружье весь народ, резко увеличив размер войска даже по сравнению с армиями Людовика XIV, Петра Великого и Фридриха Великого. Такая народная армия впервые возникла в ходе защиты революционных завоеваний во Франции, а затем трансформировалась в наполеоновскую армию, оказавшуюся, к удивлению лучших полководцев Европы, почти непобедимой.

На протяжении многих веков армия, формируемая посредством всеобщей мобилизации, была невозможна по техническим причинам: солдата надо было долго учить. Например, линейной тактике или подготовке мушкетного залпа. Но к концу XVIII века технический прогресс создал такое оружие, которое позволило Наполеону быстро поставить в строй простых французских крестьян, чей патриотизм оказался в конечном счете важнее отсутствия выучки. Другие страны начали учиться у наполеоновской армии, и это стало (помимо всего прочего) важнейшим фактором падения крепостного права в Центральной и Восточной Европе. Трудно ведь сделать патриота из крепостного крестьянина, но без него массовую армию не выстроишь.