Как государство богатеет… Путеводитель по исторической социологии

К XVI веку англичане и голландцы научились имитировать более легкую итальянскую камвольную ткань. В результате появились «новые ткани», которые стали так популярны, что в XVII веке итальянцы были вытеснены из шерстяного производства. В этой борьбе Англия преуспела во многом потому, что ее население резко сократилось после эпидемии чумы и многие хорошие пахотные земли пришлось отдать под пастбища. Овцы стали питаться вдоволь, их шерсть стала длиннее, а длинная шерсть лучше подходила для камвольной ткани, чем короткая шерсть недокормленных овец Средневековья. Кроме того, беженцы с континента привезли с собой в Великобританию новые умения, которые улучшили качество английских товаров и расширили их ассортимент. <…> Торговля была вплотную связана с сельской промышленностью. Новые ткани производились в Восточной Англии и экспортировались в страны Средиземноморья через Лондон. С 1500 по 1700 год население Лондона возросло в десять раз и экспорт новых тканей весьма поспособствовал этому росту [Там же: 37–38].

В 1660-х годах они давали до трех четвертей объема лондонского экспорта [Там же: 168]. В Лондоне же были, по оценке Аллена, и самые высокие зарплаты [Там же: 73], и это подтверждает мысль о том, что именно с торговых доходов XVI–XVII веков Англия первоначально разбогатела, а не с промышленного переворота XVIII–XIX столетий.

Лишь к концу XVII века экономика высокой зарплаты воцарилась и в других городах на юге Англии, а к концу XVIII века в орбиту высоких зарплат затянуло также север страны [Там же: 116].

В общем, можно сказать, что английское экономическое чудо проистекает из эпохи славной королевы Елизаветы I, а не из эпохи Славной революции.

Однако институциональные изменения не стоит сбрасывать со счетов, хотя Аллен ими откровенно пренебрегает. Если после Славной революции в Британии собственность оказалась лучше защищена, то богатые купцы, нажившиеся на торговле шерстью через Лондон, и богатые помещики-джентри, поставлявшие сырую шерсть, могли пожелать интенсивнее вкладывать деньги в промышленность. Вот тогда-то и оказалось, что выгоднее осуществлять инновации, чем нанимать много высокооплачиваемых работников. И тогда же, как отмечает Аллен, очень кстати пришлось наличие в Англии больших запасов недорогого угля, без которого техника не заработает [Там же: 123–157]. В общем, все началось с улучшения питания овец и завершилось улучшением экономических институтов.

Как спастись от луддитов

Во второй части своей книги Аллен показывает, что научные открытия, связанные с промышленным переворотом, осуществлялись не только в Англии, но и на континенте [Там же: 228–238]. И если бы дело было лишь в успехах науки, промышленный подъем мог бы начаться во Франции, Италии или Германии. Однако экономические условия для него сложились именно в Англии. Во-первых, высокие зарплаты. Во-вторых, дешевый уголь. В-третьих, промышленное просвещение, о котором подробно пишет Джоэль Мокир (и Аллен признает его концепцию).

Важнейшей отраслью промышленности, возникшей на основе новой техники, стала переработка хлопка. В этой связи Аллен приводит любопытный пример. Джеймс Харгривс, придумавший прядильную машину «Дженни», дважды сталкивался с тем, что соседи ее ломали, опасаясь, как бы изобретение не оставило их без работы. Луддиты в эту эпоху становились более опасной угрозой для предпринимателя, чем государство или разбойники. Но Харгривс все же нашел город – Ноттингем, в котором довел дело до организации производства. По той же причине был вынужден уехать в Ноттингем и другой знаменитый изобретатель Ричард Аркрайт [Там же: 279–280, 292–293]. По всей видимости, без институтов, обеспечивающих защиту бизнеса, им вряд ли удалось бы добиться успеха.