Подход к анализу модернизации, предлагаемый де Фрисом, показывает, что такая «позитивная страсть», как стремление расширять личное потребление, постепенно меняет любое общество. Англия в XVIII веке изменилась так же, как Голландия в XVII. Франция и Германия в XIX столетии энергично пошли за ними. А нынче туда же устремились Польша, Чехия, Венгрия, Эстония, Латвия, Литва…
Примерно по такой же схеме менялась в 1990-е годы и Россия. В условиях рыночных реформ наше общество получило возможность потреблять множество новых товаров. Причем не только и даже не столько те, которые вдруг пришли с Запада из-за «железного занавеса» (йогурты и мюсли, необычные шоколадки и кетчупы раскрученных брендов, престижные автомобили и модели одежды). В первую очередь рынок предоставил нам возможность быстро купить квартиру или даже дом, а не «стоять» двадцать лет в очереди, ожидая, пока государство выделит жилье бесплатно. Понятно, что приобретение недвижимости требовало огромных денег, и желание такие деньги заработать стало важнейшим стимулом для формирования бизнеса. Если в конце 1980-х годов один быстро разбогатевший кооператор хранил наличные деньги у себя дома (забив ими неработающий холодильник), поскольку не знал, на что их тратить, то в 1990-е больше уже не стоял вопрос, зачем нужно зарабатывать.
И не стоит смущаться того, что многие русские в пореформенный период проявили скорее желание потреблять, как на Западе, чем стремление активно работать и зарабатывать. Это нормальное явление. Потребительский стимул был для различных западных народов путем к революции трудолюбия, которая рано или поздно у всех совершалась. Поэтому, думается, что в свете теории Яна де Фриса Россию тоже ждут позитивные перемены по мере смены поколений.
Следует обратить внимание на то, что де Фрис заходит при объяснении Великого расхождения с иной стороны, чем большинство исследователей институционального направления. Если те утверждают, что быстрому экономическому развитию до поры до времени мешает плохая защищенность собственности производителей и, соответственно, отсутствие стимулов для производительного труда и инвестиций, то де Фрис полагает, что хорошо трудиться и инвестировать в Средние века и в начале Нового времени не было смысла, поскольку недоставало потребительских соблазнов. По-настоящему трудолюбивыми и предприимчивыми люди становятся лишь тогда, когда им очень нужны деньги. А это происходит лишь в том случае, если появляются новые соблазнительные товары. Впоследствии же, когда привычка быть предприимчивыми и интенсивно трудиться укоренится в обществе, логика развития событий может измениться. Эффективно функционирующая экономика постоянно создает новые соблазнительные товары, формируется так называемое общество потребления и разнообразные новые соблазны все время появляются на прилавках магазинов. Поэтому невозможно остановиться в потребительской гонке и люди продолжают много внимания уделять труду, несмотря на то что «кофэ с какавой» уже можно приобрести без особых усилий.
Теория революции трудолюбия в целом хорошо объясняет ход модернизации. Но на два важных вопроса она, пожалуй, все же не может дать убедительного ответа.
Во-первых, почему перемены начались только в середине XVII века? Конечно, колониальные товары раньше не были доступны для европейцев, и можно сказать, что раньше слабее были потребительские соблазны. Но ведь расширить свое жилище, обставить его удобной мебелью и слегка приукрасить интерьер бюргер теоретически мог даже в средневековье. Почему же он так редко это делал? Почему не стремился больше трудиться ради потребления?
Во-вторых, почему перемены начались на северо-западе Европы, а, скажем, не в ренессансной Италии или Южной Германии, где исходно существовали вроде бы значительно лучшие условия для экономического развития? Чем отличилась Голландия XVII века? Почему голландский образец восприняла Англия? И почему Италия при этом оставалась застойным регионом Европы?
Думается, что теория Яна де Фриса не может рассматриваться сама по себе как исчерпывающее объяснение перемен, случившихся в эпоху Великого расхождения. Она, скорее, дополняет институциональный анализ, заходя в исследовании с другой стороны – со стороны потребления. Наверное, даже идеальная защищенность собственности на острове, где в одиночестве проживает Робинзон Крузо, не может стимулировать его трудиться сверх определенного уровня, обеспечивающего его основные потребности. Но если наш «остров» вступает в интенсивные экономические связи и получает со стороны товары, которые самим «Робинзоном» произведены быть не могут, островитянин обретает стимулы к труду, позволяющему заработать деньги для приобретения новых соблазнов.
Плодитесь и размножайтесь