Как государство богатеет… Путеводитель по исторической социологии

Чем же хорошо было английское прецедентное право в сравнении с римским правом, широко применявшимся на континенте? «Римское право долгое время искажалось правителями для получения безраздельной власти над своими подданными. Что бы то ни было идущее на благо королевства могло при римском праве быть оправданным и принятым к исполнению» [Там же: 194]. То есть плохо не само по себе право, а высокая степень централизации правоохранительной системы. Закон спускается сверху вниз. И если власть с помощью этого закона стремится ограничить права народа, то сопротивляться этому на местах очень трудно. Особенно если в судах дела рассматривают не представители народа, а официальные лица, назначенные государством и обладающие определенными полномочиями.

У англичан, в отличие от жителей континентальных стран, дела шли по-другому. Прецедентное право в принципе трудно превратить в жестко централизованную систему, подчиненную диктату государства. Кроме того, в Англии, США и других странах англосаксонского права в судах заседали «не назначенные государством должностные лица, а обычные люди, которые, находясь в жюри, выносили решения относительно обстоятельств дела и исхода судебного разбирательства. Это сильно затрудняло государству задачу быстрого обвинения и заключения в тюрьму тех или иных неугодных людей: в то время как в европейских государствах последнее входило в полномочия назначавшегося государством судьи, в Англии для этого требовалось согласие всего жюри» [Там же: 195].

Возвышение Британии как промышленной державы, – констатирует Голдстоун, – произошло довольно поздно и было во многих отношениях уникальным явлением, весьма отличным от общих тенденций, наблюдавшихся в других христианских и протестантских странах [Там же: 93].

Конечно, различия возникли не потому, что англичане от природы были больше склонны к свободе и к защите прав человека. Во всех странах, не исключая Англии, монархи пытались поставить правовую систему под свой контроль. В Англии такие попытки стали предприниматься в начале XVII века, когда короли из династии Стюартов использовали «особый королевский суд, известный как Звездная палата, чтобы судить оппонентов правительства. Дела в Звездной палате решались тайно и по воле короля» [Там же: 194]. И если бы династия Стюартов правила бесконтрольно, то в конечном счете, наверное, английская правовая система сблизилась бы с континентальной. Но в ходе английской революции общество смогло поставить заслон на пути распространения властного произвола. Монархия рухнула и старая традиция восторжествовала в борьбе с соперником, стремившимся ее уничтожить. Впоследствии, правда, королевская власть была реставрирована, но на прежние прерогативы она уже не претендовала. А после Славной революции 1688 года баланс сил между монархией и обществом радикально сместился в пользу общества.

Остров и континент

Но наиболее важное отличие Англии от континента, по мнению Голдстоуна (как и Мокира), – это характер протекания научной революции. Для англичан много значил научный эксперимент, и отсюда уже был прямой путь к революции промышленной. Наука не стала всего лишь увлечением для оторванных от жизни интеллектуалов. Она стала базой для постоянного изобретательства [Там же: 264]. Самые разные люди в Англии – ремесленники, предприниматели и даже духовенство – занимались собственными исследованиями, имевшими практическое значение. «Продажи научных приборов резко выросли как на внутреннем, так и на внешнем рынке, так что к середине XVIII века Лондон стал мировым центром по производству подобной аппаратуры» [Там же: 268]. «Как оказалось, – делает вывод Голдстоун, – открытия Ньютона и экспериментальная программа Королевского научного общества были как раз тем, что требовалось для запуска промышленной революции. И она была незамедлительно начата в Британии. Европа же, все еще очарованная картезианским рационализмом, отстала почти на столетие» [Там же: 266].

Джек Голдстоун подробно описывает ход технологического прогресса в Англии, но надо признать, что Джоэль Мокир делает это основательнее. Поэтому, думается, что, несмотря на то повышенное внимание, которое в книге «Почему Европа?» уделяется инновациям, самый интересный момент в анализе, проведенном Голдстоуном, – это отличие британского права от континентального. В этой связи выглядит странным то, что роль институциональных преобразований в преображении Британии Голдстоун отвергает, предлагая, в частности, такой аргумент: