Как государство богатеет… Путеводитель по исторической социологии

Если возможно все-таки среди обилия причин выделить главную, то я бы, наверное, обратил внимание на такое явление, как процесс цивилизации. Именно о нем Пинкер вспоминает в первую очередь, обращая внимание читателя на классическую работу немецкого социолога Норберта Элиаса «О процессе цивилизации», написанную еще в первой половине ХХ века. Ее автор показал, что люди ведут себя рационально, меняясь под воздействием внешних обстоятельств. А этот вывод, в свою очередь, заставляет нас вспомнить о классических трудах Макса Вебера.

В каких-то обстоятельствах насилие оказывается выгодно, и тогда человек дает волю своим разрушительным стремлениям вплоть до садистских. Но при других обстоятельствах обнаруживается, что подобная распущенность бьет в конечном счете по самому насильнику. Он сам может оказаться жертвой насилия со стороны того, кто обладает большими финансовыми возможностями и лучшим вооружением. А вот стремление договариваться, следование постепенно складывающимся в обществе новым правилам поведения и сдерживание разрушительных эмоций позволяет преуспеть. Человек – это не тупая скотинка, следующая за своими разрушительными желаниями в любой ситуации. Человек способен адаптироваться к переменам и устраивать свою жизнь так, чтобы получить больше выгоды (не только в финансовым смысле, но в смысле безопасности, качества жизни и т. д.).

Следуя в своем исследовании за Норбертом Элиасом, Стивен Пинкер выделяет два обстоятельства, способствующих процессу цивилизации, ограничивающему насилие.

Во-первых, появление Левиафана – мощного государства, способного присвоить себе монопольное право на насилие «после сотен лет анархии и феодальной раздробленности в Европе» [Пинкер 2021: 111]. Это тот случай, когда даже либерал вынужден согласиться с позитивной ролью государства, защищающего от бандитов личность и собственность. Потенциальный насильник в какой-то момент понимает, что при желании сохранить свою необузданность он вступит в конфликт с такой мощной силой, победить которую у него нет шансов. Подобное понимание эффективно сдерживает разрушительные намерения большинства, а тот, кто не унимается, обычно сам теряет свободу, собственность или даже жизнь.

Во-вторых, коммерциализация, которая в определенный момент начинает приносить большую выгоду, чем насилие. «Деньги все шире замещали натуральный обмен, чему способствовало укрупнение государств и унификация национальных денежных систем» [Там же: 115]. Грубо говоря, можно зарабатывать и разбоем, однако производя, торгуя и сотрудничая ты заработаешь больше и, что важнее, обеспечишь себе спокойное существование с высоким качеством жизни. Если Левиафан, борясь с насилием, сам остается насильником и часто монархи с диктаторами оставляют после себя горы трупов, то коммерциализация стимулирует нас уменьшать насилие не из страха перед тем, что окажешься в этой горе, а из личной выгоды.

Революция чтения

Думается, второй фактор, обеспечивающий снижение насилия, важнее первого. Но не следует, конечно, упрощать ход процесса цивилизации. Не следует думать, будто коммерциализация всегда ведет к гуманизму. Подобное упрощение – это обратная сторона примитивного, но популярного в свое время представления, будто капитализм и жажда денег влекут за собой войны, фашизм и насилие по отношению ко всем слабым (пролетариям, женщинам, расовым и этническим меньшинствам). «Увы, но цивилизационный процесс и Гуманитарная революция не следуют друг за другом таким образом, чтобы мы могли предположить существование причинно-следственной связи, – справедливо констатирует Стивен Пинкер. – Процессы развития государств, роста торговли и уменьшения количества убийств, которые двигали процесс цивилизации, продолжались несколько столетий, и все это время никого особо не беспокоили жестокие наказания, власть королей и подавление ересей силой. Напротив, чем могущественнее становились государства, тем они становились безжалостнее» [Там же: 229]. Поэтому для объяснения гуманитарной революции Пинкер использует понятие «революция чтения» [Там же: 233].

Коммерциализация стимулирует рациональное поведение с минимумом насилия, но для того, чтобы оно стало образом жизни широких масс, необходимы образование и просвещение, склонность к чтению и размышлениям, развитие способности идентифицироваться с героями романов, ставить себя на место страдающего человека. Все это, естественно, не приходит в общество автоматически и требует неоднократной смены поколений. «Развитие письменности и грамотности, – отмечает Стивен Пинкер, – кажется мне самым подходящим кандидатом на роль внешней причины, запустившей Гуманитарную революцию. Изолированный мирок деревень и кланов, постижимый с помощью пяти чувств и обслуживаемый единственным провайдером контента – церковью, уступил место феерии народов, мест, культур и идей. И в силу разных причин расширение границ мышления вполне могло добавить человеколюбия чувствам и убеждениям людей» [Там же: 234].