Как я была Пинкертоном. Театральный детектив

Об этом мне по секрету сообщил подслушивавший из своей каюты Тютелькин. В ответ я посоветовала режиссеру не приближаться к стене между каютами, чтобы самому не отправиться в дальние места организовывать самодеятельность в лагере. Тютелькин к совету прислушался.

А я вспомнила, что Лиза и впрямь скрыла, где была тогда. Считая, что это уже не важно, ведь никакой уверенности, что Любовь Петровну утопили с борта «Володарского» больше не было, я не стала выпытывать, но вот Строгачеву все же стоит признаться. Хотя бы из чувства самосохранения. ОГПУ не милиция и не трамвайный контролер, с которым можно пререкаться.

Но Лиза отвечать не желала даже мне.

Глава 8. Взлет надо выстрадать, это падение возможно без усилий…

К сожалению, из-за легкости многие принимают падение за взлет и жестоко за это расплачиваются.

Строгачев усиленно работал весь день, даже обед ему принесли в каюту. И ужин тоже.

Само присутствие его на пароходе превращало нашу жизнь в кошмар. Сначала ожидание беседы, потом выводов, поползли слухи один другого хуже, причем никто не мог объяснить, откуда они брались.

Посещение каюты с представителем ОГПУ одних заставило замолчать, у других, наоборот, вызвало словесный понос, а кто-то даже плакал. Наблюдать это было неприятно и не всегда вызывало сочувствие: например, с Меняйловым даже обедать за одним столом никто не хотел после его объявления о разводе с вчера еще обожаемой «представительницей чуждого класса» Сонечкой.

Независимо вел себя Распутный, он словно бравировал отсутствием страха перед Строгачевым.

Вдруг изменилась до неузнаваемости Лиза. Весь звездный шик слетел. Я не могла поверить своим глазам, неужели она так испугалась Строгачева?

Но почему? Строгачев сказал мне не все и у Лизы есть камень за пазухой, о котором никто не подозревал?

Я в очередной раз попыталась поговорить с Ермоловой и снова наткнулась на глухую стену отчуждения. Лизавета словно не могла простить мне чего-то. Чего? Того, что я не обращаюсь к ней на «вы» или не величаю по имени-отчеству? Но она мне в дочери годится, знакома давно, я не раз девушке помогала. Дело не в помощи, а в том, что я не считаю необходимым менять отношения к человеку через пять минут после того, как он воспользовался чужой славой. Да, Лиза хорошо поет, лучше Павлиновой, но ведь имя-то завоевала Любовь Петровна, а Лиза всего лишь им умело воспользовалась. Вот когда она заработает все сама, я буду величать по отчеству.

Лиза предпочла уйти с палубы, только не беседовать со мной. Что ж, имеет право.

Еще одной причиной нежелания беседовать могло оказаться присутствие Васи Свистулькина. Обе костюмерши Василия почему-то не любили.

Но Васе, который просто не мог сидеть в каюте взаперти, деваться некуда. «Писарев» – пароход не прогулочный, как «Володарский», потому открытая палуба всего одна. Свистулькин, которому надеяться на морскую прогулку больше не стоило, не обращал внимания на недовольство Примы и вовсю наслаждался морским воздухом.

Но свое недовольство Примой нашел нужным мне высказать. Глядя вслед Лизе, фыркнул:

– Да чего с ней валандаться? Шалава она и есть шалава. – Тон Свистулькина не оставлял сомнений в его отношении к Лизе.

Пришлось не согласиться:

– Вы что-то уж очень строги к девушке.

Я шалавой Лизу не считала, хотя отдавала должное неприятным изменениям, которые столь стремительно произошли с нашей подопечной.

– А как же? – не сдавался парень. – То с одним, то с другим. В каюте у мужчины ночевать разве не шалавство?

– Стоп! – Это что-то новенькое. – Кто ночевал в каюте у мужчины?

– Эта ваша артистка.

– Вот эта? – я кивнула в сторону ушедшей Лизы.

– Как есть эта.

– Когда?

– Дак в ту ночь, когда меня ее хахаль в свою каюту-то не пустил. Я потому на палубе и остался. Ваш директор сказал к нему в каюту идти, а он заерепенился, мол, занято, другую поищи. Какую я поищу, когда все спят? Я и пристроился на лавочке на палубе, все одно тепло было.

– Про тепло потом, – остановила я трубача, которого вдруг прорвало. То слова не вытянешь, то сплошной поток. – Кто вас не пустил, что это за актер был?

– Дак не актер он, со светом балуется. Бездельник! Я когда дверь в каюту открыл, она там была. А потом только на рассвете ушла. Чего, своей каюты мало, что ли?

Я бросилась к Лизе:

– Так, где ты была той ночью?

– Уже говорила, что отвечать не собираюсь, – упрямо набычилась девушка.

Из-за возраста мне уже не столь легко давался бег по ступенькам трапа. Не спрашивая ее согласия, я устроилась на диване, с трудом переводя дыхание.

– Лиза, ты не Павлинова, чтобы тебе простили скрытность. К тому же я все равно знаю. Тебе нужно алиби, то, что ты была с Распутным, алиби обеспечит.

– Кто вам сказал, этот дурак деревенский?

– Этот парень шкуру твою спасает!

Лиза зло поморщилась:

– Его никто не просил.

– Лиза, ты должна сказать Строгачеву, где была в ту ночь. А Распутный подтвердит.

Несколько мгновений девушка молчала, потом мрачно усмехнулась:

– Не подтвердит.