Как я изобретал мир

Я уже рассказывал, что весной 1848 года Вильгельм, Фридрих и Карл последовали за мной в Киль и Фридрихсорт. Мощно поднявшийся повсюду немецкий национальный дух не позволил им спокойно оставаться дома. Вильгельму я поручил строительство и командование батареей, заложенной мной напротив Фридрихсорта в Лабё, а Фридрих и Карл поступили добровольцами во вновь созданную шлезвиг-голштинскую армию и служили в ней до окончания перемирия. После этого события мы договорились, что Фриц продолжит техническое образование под началом Вильгельма в Англии. Карл поступил на химическую фабрику в Берлине, которую вскоре оставил, чтобы помочь мне с телеграфными станциями и ремонтом линий. В 1851 году он вместе с Фридрихом представлял берлинскую фабрику на Всемирной выставке в Лондоне и блестяще провел там сопутствующие деловые переговоры. Открытый затем под его руководством филиал в Париже пусть и не принес ожидаемых плодов, зато много поспособствовал его социальному и деловому образованию.

Что касается оставшихся двух младших братьев, Вальтер одновременно с Карлом переехал из Любека в Берлин и посещал здесь школу. Отто я отправил в частный пансион для мальчиков в Галле, так как мне не хватало времени в должной мере лично заняться его воспитанием.

Из письма Вернера Карлу, 24.07.1852

…Сейчас ты должен думать не о том, как сразу зарабатывать много денег, а о том, как создать прочный фундамент на будущее… Мы тоже начинали с нескольких рабочих в скромной комнатке…

Однажды созданный институт получит определенную жизнеспособность… если у него не кончится пища. А она гарантирована вам тем, что наш опыт и достижения являются также и вашими.

Из двух наших сестер старшая, Матильда, вышедшая замуж за профессора Гимли в Киле, уже была счастливой матерью кучи красивых ребятишек. Она всегда честно делила со мной заботы о наших младших братьях и по возможности пыталась заменить собой так рано ушедшую мать. Мою младшую сестру Софию, как я уже говорил, после смерти родителей удочерил дядя Дейхман из Любека. В начале 1850-х годов Дейхман принял решение эмигрировать со всей семьей в Северную Америку. Данное решение вызвали по большей части политические причины. После поражения революции в Германии и Австрии, отказа от Шлезвиг-Голштинии и глубокого унижения Пруссии Германией все больше и больше овладевала беспомощность. Власть России в те времена была настолько огромной, что пророчество Наполеона с острова Святой Елены, что через пятьдесят лет вся Европа станет республиканской или казацкой, казалось, практически сбылось. Хотя я сам был глубоко подавлен таким печальным поворотом политической ситуации, тем не менее не разделял столь пессимистических взглядов. Поэтому я не только отклонил настоятельное приглашение дяди последовать за ним в Америку, но и попытался предотвратить эмиграцию кого-либо из моей семьи. Особенно я был против отъезда моей сестры Софии, в этом меня горячо поддержал ее официальный опекун господин Экенгрен[114]. К сожалению, у нас не было права удержать Софию, являвшуюся теперь дочерью дяди по закону.

В этой беде нам на помощь пришел бог любви Амур. Молодой ученый, доктор юридических наук Кроме из Любека с удовольствием наблюдал за подрастающей по соседству девочкой и ждал только ее совершеннолетия, чтобы начать официальные ухаживания. И тут страшная весть о предполагаемой эмиграции заставила его досрочно принять решение.

Он попросил руки еще шестнадцатилетней девушки, и они незадолго до отъезда приемных родителей сыграли свадьбу. Мы, старшие, не раскаялись в своем покровительстве этому браку. Хотя молодому супругу в первые же дни брака пришлось испытать приступ ревности, так как его новоиспеченная жена усердно скрывала от него содержимое некоторых ящиков своего шкафа, а однажды при его внезапном возвращении домой попыталась спешно спрятать занимавшую ее вещь. В ответ на упреки вспылившего супруга она в слезах призналась, что шила новое платье для любимой куклы, закончить которое ей не оставила времени поспешная свадьба.

Заслуживает упоминания то, что присущие с детства моим братьям черты характера они сохранили до глубокой старости, что придало их жизни совершенно определенное направление. Это особенно относится к Вильгельму, Фридриху и Карлу[115], трем братьям, с которыми меня больше всего объединяла моя общественная деятельность и стремления.

Вильгельм был углубленным в себя, возможно, немного замкнутым ребенком. Он с большой любовью относился к своим близким, но никогда этого не выказывал. С подросткового возраста он был честолюбив и в некоторой степени склонен к ревности.