Парни разом прячут ножи в подвешенные к поясам ножны. И дружно набрасываются на Авендрю. Молотят его кулаками. Авендря пригибается. Удары сыплются градом. Но ему не больно. Кожух толстый, под ним фуфайка. Под фуфайкой плотная посконная рубаха. Под рубахой — собственная шкура, которую тоже тонкой не назовешь. У нас в Омиде, в долине Кэлмэцуя, у всех шкуры дубленые. Вдруг Авендря резко оборачивается. И набычившись, наносит два удара. Первым сшибает с ног Андрице Бобоу. Вторым — Алвице. И пинает их ногами. То одного пнет, то другого. Дерутся они молча. Стиснув зубы. Ни звука не издадут. Гэрган тоже молчит и, скрестив на груди руки, наблюдает. И другие парни тоже молчат и не вмешиваются. Вдруг жених, нене Стэнике, и мой двоюродный брат Пашол, будто почуяв что-то неладное, выскакивают из горницы. Мой двоюродный брат видит, что драка, и ну хохотать. Он уже изрядно под хмельком. А нене Стэнике с криком бросается разнимать дерущихся:
— Вы мне свадьбу не портите! Не смейте мне свадьбу портить! Нехорошо человеку свадьбу портить!
У Андрице Бобоу нос разбит в кровь. Он выходит во двор, прикладывает к носу снег. Алвице ощупывает ухо — на месте ли?
— Не сердись, Стэнике, — успокаивает жениха Авендря. — Мы побаловались немного, чтоб согреться. А то у тебя в сенях больно студено.
— Я вам горячей ракии поднесу, сразу потеплеет.
Жених уходит за ракией. Авендря спрашивает Алвице:
— Ты зачем ударил Бобоу? Он же тебя не трогал.
— У нас с ним старые счеты. А твое дело сторона.
— На Евангелину заришься?
— А что, заказано?
— И Андрице Бобоу к Евангелине подъезжает, — ухмыляется Авендря. — Только я ему нос натяну!
— Ты?! Это ты-то мне нос натянешь? — доносится с крыльца голос Андрице. — Смотри, как бы самому с носом не остаться!
— Поживем — увидим!
— А что? Украдешь?
— Захочу и украду! С тобой советоваться не стану.
— Так она ж по мне сохнет, — доказывает Андрице Бобоу.
— А я вот украду и с ней побалуюсь. Тогда и поглядим, по кому она будет сохнуть.
Они уже готовы вцепиться друг в друга. Но тут в дверях появляется Нета. В руках у нее глиняный кувшин. Над кувшином поднимается пар. Она протягивает парням глиняные чашки и наполняет их горячей ракией. Все чокаются.
— За здоровье жениха и невесты!
— Пошли им бог счастья!
Андрице Бобоу чокается с Алвице.
Авендря с Гэрганом щекочут и щиплют Нету, заигрывают с ней.
— Будет вам озоровать, — добродушно укоряет она их густым мужским басом. — А то заприметит Михалаке, достанется вам.
— Нета, а Нета! Слазим на сеновал? — шепотом предлагает Авендря.
— Очумел, бессовестный!
Нета собирает глиняные чашки и уходит.
— А еще принесешь ракии, Нета? — спрашивает Андрице.
— Вот гостей попотчую, тогда и принесу.
Хата вдовы Петры, где играют свадьбу, разделена широкими сенями на две половины. В сенях стоит печь. Гуляют на половине нене Михалаке и Неты, там же уголок и для самой Петры выгорожен. На другой половине, разукрашенной и разубранной, приготовлена для молодых постель. Под подушки подложен мешок с шерстью. А поверх рядна, которым обычно укрываются, теперь, как по большим праздникам, свекровь положила еще и шерстяное покрывало.
Мы с Кривым Веве уже всю хату облазили. А Трэкэлие, Тутан и Туртурике так и простояли в сенях с парнями. Зато они хлебнули горячей ракии и ждут не дождутся, когда Нета вспомнит про них и еще принесет. У меня сосет под ложечкой. Мне бы хлебца кусочек. Но хлеб где-то спрятан. А за стол садиться еще рано.
— Далеко еще до полуночи?
— Порядком…
Время еле-еле тянется. Гости волнуются. Оно и понятно. Свадьба!
Хотя свадьба еще впереди. По-настоящему свадьба развернется только завтра. Тут уж пить будут без удержу, плясать до упаду — всю ночь напролет, с вечера до утра, но это будет после того, как не знающие грамоте молодые приложат палец к бумаге в примарии, после того как дьячок Флоре Флоаке пророкочет им в церкви: «Ликуй, Исайя!», а батюшка Томице Булбук возложит на головы венцы.
Моя сестра Евангелина, дочери Данчиу и Мэною, всегда улыбающаяся дочка Згардаша и самая старшая из сопливых девчонок нене Иордаке окружили невесту:
— Не страшно тебе, Маричика?
— А чего мне бояться? Нет, подруженьки, ни капельки не страшно.
— А ты, Маричика, вроде бы дрожишь.
Тетка Звыка, маленькая, кругленькая, обрушивается на девчонок:
— Вы чего к невесте прицепились? Не приставайте! Она, бедняжка, и сама не знает, что ее ждет.
— Нене Стэнике ее ждет. Объятья ждут. Поцелуи.
Невеста шепчет:
— Господи, господи! Хоть бы эта ночь скорей минула!
— Минует, Маричика! И не заметишь, как минует.
Вдоль стен расставлены столы и длинные лавки. Все кровати в доме разобрали по досточке, чтобы лавок на всех хватило.
— Свадьба-то с подарками?
— С подарками.
— Видать, не поскупилась свекровь на свадьбу — вон сколько гостей назвала.
— А чего же ей было скупиться? Гости столько надарят, что с лихвой все расходы покроет.
— Расходы! Да она еще в прибытке останется.
— И Маричика не с пустыми руками в дом пришла.
— Не с пустыми! Да у этой конопатой приданого на целое хозяйство!
С самого утра на плите теснятся чаны, котлы, пузатые глиняные корчаги.