Читаем Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина полностью

И такой механизм, с одной стороны, вынуждает ветви власти взаимодействовать, а с другой стороны, порождает пусть и относительную, но все-таки независимость тех же судей и прокуроров. Если тебя в конце концов выбрали и утвердили, то ты весь свой срок полномочий, если не преступил закон и не попался на чем-то недостойном, спокойно делаешь свое дело, и работаешь при этом автономно. Поэтому принцип «двух ключей» — важнейшая штука, которая является гарантией независимости этих высших должностных лиц.

Что из всего этого остается важным сегодня?

Прежде всего, неклассическая схема разделения властей, при которой, помимо президента, существуют пять конституционных институтов, пять государственных органов, не входящих ни в одну ветвь власти. Это — прокуратура, Центральный банк, Счетная палата, Центральная избирательная комиссия и Уполномоченный по правам человека.

И замечу — несмотря на страдания конституционных теоретиков, на практике такая схема себя полностью оправдала. Вот, например, бесконечно возникает идея передать Центральный банк правительству. Ох, случись такое, представляю себе, как весь Минфин бы от радости руки потирал. И какое счастье, что по Конституции этого сделать нельзя!

Тем более что такой опыт уже был: в свое время Хасбулатов подчинил Центральный банк Верховному Совету. К чему это привело? К дикой инфляции и финансовым безобразиям.

И еще одна особая проблема. Это — местное самоуправление.

Мы с Сергеем Сергеевичем долго по этому вопросу спорили. В итоге в Конституции в статье двенадцатой записали, в общем-то, понятную и обязательную норму, взятую из Европейской хартии местного самоуправления[24], которая гласит, что местное самоуправление отделено от государственной власти. Буквально это звучит так: «Местное самоуправление в пределах своих полномочий самостоятельно. Органы местного самоуправления не входят в систему органов государственной власти».

Если этих слов не написать, то местного самоуправления не будет даже на бумаге.

В Европейской хартии записано, и мы в нашей Конституции это продублировали, что местное самоуправление — это осуществление публичной власти в интересах местного населения под свою ответственность и за свои деньги. Если нет хотя бы одного из этих элементов, то не надо создавать в Урюпинске (не в обиду Урюпинску будь сказано) местное самоуправление. Если у тебя нет своего имущества, своих налогов и реальной возможности что-то делать для населения, то местное самоуправление — это чистая профанация.

Почему?

Да потому, что когда мы создаем местное самоуправление директивно, то, чтобы оно реально работало, надо будет передать деньги из бюджета на местный уровень — либо из бюджета федерального, либо из регионального. Но если это деньги «от дяди», по́том и кровью не заработанные, то что с ними делают в любой стране, а не только в России? Правильно. Разворовывают.

А вот когда это твои кровные денежки, то налогоплательщики изберут такого старосту, который воровать не посмеет. Да он и сам воровать не будет, потому что это и его деньги тоже.

Если следовать такому принципу, то получается, что сейчас максимум процентов двадцать территории страны может иметь реальное местное самоуправление, не больше.

И это хорошо. Не надо спешить с созданием местного самоуправления. Пусть оно будет только в этих самодостаточных регионах. А там, где нет собственных средств, то это никакое не самоуправление, а просто нижнее — районное, поселковое, сельское — звено государственной власти. Поэтому я считаю, что до сегодняшнего дня идеи, зафиксированные в нашей Конституции по этой теме, — это норма на вырост. Ну и ничего страшного. Когда-нибудь пригодится — дорастем.

Конституция — не инструкция для газовой горелки

А еще мне часто задают вопрос: чего вы в свою Конституцию не записали?

Обычно я на него в шутку отвечал, что мы с Сергеем Сергеевичем не записали, что брак — это союз мужчины и женщины, заключенный по любви.

Но оказывается, что в нынешние времена эта шутка перестала быть шуткой. Собеседники теперь всерьез допытываются: «А почему не записали? Разве это не надо прописывать в Конституции?». Я отвечаю: «Мы не записали, потому что посчитали любовь неконституционной материей. Ведь речь идет о личных и интимных отношениях между двумя — мужчиной и женщиной. А теперь, глядя на то, что с институтом семьи в мире и в стране происходит, думаю, что, может быть, надо было сразу написать пару строк на эту тему».

Подобная норма давно записана в Конституции Болгарии, в 2013 году появилась по результатам референдума в Конституции Хорватии. А с 2020 года есть и у нас.

Болгары записали про «добровольный союз», хорваты — про «жизненное единение» (životna zajednica), у нас — просто «союз» мужчины и женщины. А вот слов «по любви» там все-таки нет.

Любовь — штука такая, что ни в одну конституцию не впишешь…

А вписать, кстати, ох, сколько всего разного предлагали.

Перейти на страницу:

Все книги серии 90-е: личности в истории

Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина
Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина

Эта книга открывает серию «90-е: личности в истории». Ее автор – государственный советник по правовой политике, вице-премьер и министр российского правительства в 1990-х, депутат парламента четырех созывов, создатель Партии российского единства и согласия, заслуженный юрист России, профессор Сергей Шахрай. Мемуары охватывают не только девяностые – время политического взлета автора, но и многие события, случившиеся до и после этого переломного десятилетия в истории страны. Шахрай-юрист профессионально внимателен к фактам. Но его книга – не сухое перечисление имен-дат-событий, а воспоминания, полные драматизма и страстей, пронизанные духом того времени. Автор без прикрас пишет о своей политической карьере, честно оценивает обстоятельства и собственные поступки, стараясь извлечь из прошлого уроки для будущего. Мемуары Сергея Шахрая населены множеством ярких личностей: Борис Ельцин, Анатолий Собчак, Сергей Алексеев, Виктор Черномырдин, Евгений Примаков, Юрий Лужков, Михаил Мишустин, Жак Ширак, принц Чарльз и многие другие современники появляются на страницах не как персонажи парадных портретов, но как живые люди со своими достоинствами и недостатками. Писать мемуары о «горячих» девяностых – непростая задача. Автор понимает это и рассчитывает на читателя, который готов увидеть не черно-белую картину, а многоцветную и объемную реальность новейшей истории своей страны.

Сергей Михайлович Шахрай

Публицистика
Пойти в политику и вернуться
Пойти в политику и вернуться

«Пойти в политику и вернуться» – мемуары Сергея Степашина, премьер-министра России в 1999 году. К этому моменту в его послужном списке были должности директора ФСБ, министра юстиции, министра внутренних дел. При этом он никогда не был классическим «силовиком». Пришел в ФСБ (в тот момент Агентство федеральной безопасности) из народных депутатов, побывав в должности председателя государственной комиссии по расследованию деятельности КГБ. Ушел с этого поста по собственному решению после гибели заложников в Будённовске. Всегда был открыт для прессы. Подшучивал над собой. Когда его, генерал-полковника, утверждали на пост премьера, сказал: «Я не Пиночет, моя фамилия Степашин». И к удивлению друзей и оппонентов, был утвержден Государственной Думой на высокий пост с первого раза, что в те годы бывало нечасто.До августа 1999 года Сергей Степашин считался одним из самых реальных кандидатов на президентское кресло. Прогнозы не сбылись. Сожалеет ли об этом Степашин? Почему политическая карьера сложилась так, а не иначе? Были ли в этой карьере поступки, в совершении которых автор мемуаров раскаивается? Что для него в политике было и остается самым важным? Простых ответов на эти вопросы у Степашина нет – есть искреннее желание над ними думать. И не лукавить при этом перед собой и читателем.Это воспоминания того, кто пошел в политику и вернулся человеком.

Сергей Вадимович Степашин

Документальная литература
Я закрыл КПСС
Я закрыл КПСС

«Я закрыл КПСС» — мемуары Евгения Савостьянова, заместителя председателя КГБ СССР и заместителя директора Федеральной службы контрразведки России в начале девяностых. Назначение на работу в спецслужбы для демократа и антикоммуниста Евгения Савостьянова было неожиданным. Но девяностые годы XX века в России были полны подобных поворотов в судьбах людей. Автор этих воспоминаний лично участвовал в «похоронах» Коммунистической партии Советского Союза, снимал гриф «секретно» с истории Бутовского полигона, где в годы сталинских репрессий были расстреляны тысячи человек, первым наладил контакт с антидудаевской оппозицией в Чечне, отвечал за кадровую политику в администрации президента Ельцина. Среди тех, с кем его столкнула судьба, были Андрей Сахаров и Михаил Горбачёв, Юрий Лужков и Владимир Гусинский, Сергей Степашин и Анатолий Чубайс. Читателя ждут встречи с этими и другими политиками, правозащитниками, бизнесменами, которые в той или иной степени повлияли на ход истории в девяностые годы.В мемуарах Евгения Савостьянова много ранее не известных широкой публике фактов и деталей, которые сохранились благодаря его дневникам. Автор не претендует на беспристрастность — и это большой плюс книги. В этой книге есть боль и радость, сомнения и попытки осмыслить пережитое. А значит, у читателя появляется возможность понять людей, которые когда-то поверили в то, что Россия может стать свободной демократической страной.

Евгений Вадимович Савостьянов

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное