Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина

К тому времени, как мы с Алексеевым занялись проектом, уже почти два года поправки в Конституцию были формой политической борьбы. Я уже писал, что их примерно штук четыреста приняли. Текст действующей Конституции разбухал как на дрожжах. Одно противоречило другому… И при всем том жизнь за окном менялась так быстро, что все эти поправки устаревали чуть ли не в момент их принятия.

Поэтому, занимаясь новой Конституцией, мы с Сергеем Сергеевичем исходили из того, что ее текст должен быть очень компактным, рамочным. Мы решили, что построим фундамент, стены и крышу нового государства, защитим здание от землетрясений и прочих угроз, но не будем предписывать, где окна и двери вырубать, какого цвета обои клеить и какую мебель ставить.

Мы считали, что Конституция — это не инструкция для газовой горелки, в которой всё давно размечено, каждая деталька подробно описана. Она должна быть одновременно и базой для сохранения стабильности, и инструментом для развития. Ведь мы же строим совсем новое общество и новую российскую государственность. Ситуация меняется каждый день. Будь ты хоть ста пядей во лбу, всё равно невозможно предугадать, как пойдет политическое творчество, какие из моделей приживутся, какие — нет, какие возникнут политические традиции…

То есть нужно было сделать так, чтобы Конституция не теряла своей актуальности, могла настраиваться на запросы времени, но притом не отходила от базовых принципов и основ. Задача сложная, но мы придумали необходимый для этого механизм.

А именно — создали два конституционных института.

Первый — это институт конституционных законов.

Звучит сложно, но на деле все просто и однозначно.

Если возникла какая-то проблема или новшество уровня Конституции, то не надо из-за этого менять всю Конституцию целиком: давайте примем федеральный конституционный закон. Часть таких законов прямо поименована в Конституции, записана как бы на вырост, потому что в 1993 году было представление о принципиальных вещах, но никто не мог заранее знать все детали: как должен работать на практике тот или иной институт. Это уже прерогатива законодателя — взять за основу конституционные принципы и расписать все правила, урегулировать соответствующие отношения.

А если потребуются какие-то еще конституционные законы, то их можно принять, основываясь на положениях 76-й статьи Конституции, в которой указано, что по «предметам вéдения» Российской Федерации (то есть по вопросам, входящим в федеральную компетенцию) принимаются не только федеральные, но и федеральные конституционные законы. То есть список проблем «конституционного уровня», который можно урегулировать конституционным законом, совершенно не ограничивается тем перечнем, что прямо поименован в Конституции.

Так что если жизнь подбросила нам какую-то новую задачку, если что-то не решается, то сначала надо попробовать написать конституционный закон. Зачем сразу поправку? Все равно ведь без закона эта поправка не заработает!

И тем более — зачем сразу новую Конституцию? Не надо. Воспользуйтесь существующим механизмом.

А второй институт, помогающий сохранить жизнеспособность Конституции, это — Конституционный суд.

Я всегда считал и считаю, что у нашей Конституции должен быть свой ангел-хранитель. Это моя формула, моя идея, и я на ней настаивал. Этот ангел-хранитель — Конституционный суд. И его существование является очень принципиальным моментом. Представьте себе, что мы взяли бы и объединили Конституционный суд с судом Верховным. Что из этого получится? Только то, что в таком случае можно просто взять и выбросить Конституцию на помойку. Потому что она не будет работать.

Наш Конституционный суд может отменить любой указ президента, любой закон парламента, любой акт любого уровня власти — региональной, муниципальной и так далее. Конституционный суд может толковать Конституцию, то есть, не являясь законодателем, дать такое разъяснение смысла и статей Конституции, что в итоге появляется новый закон, новая конституционная материя. Получается, что полномочия у этого института колоссальные. И ответственность, кстати, тоже. Ведь решение Конституционного суда обязательно и обжалованию не подлежит: нравится оно кому-то или не нравится, но это — последнее слово.

У исследователей конституционализма есть одно очень трудновыговариваемое понятие, но я просто обязан его тут упомянуть, потому что наша голова так устроена — если нечто трудно произносится, то легко запоминается. Понятие это — контрмажоритарный институт. Суть в том, что демократию иногда нужно защищать от нее самой. При демократии решения принимаются большинством — парламентом, который представляет все население страны, референдумом, который сам — воплощенное большинство и так далее. Но не факт, что принятые решения всегда являются полезными человеку, обществу и государству только потому, что за них проголосовало большинство.