Читаем Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина полностью

И где-то недели через три после начала слушаний Иван Петрович Рыбкин вышел на трибуну и трагическим голосом провозгласил: «У нас есть информация, что представитель президента Шахрай в нарушение закона скрыл, что имеет дачу, точнее — целое поместье в Зальцбурге, в Австрии. Вот мы и интересуемся, и спрашиваем уважаемых судей, как можно с такими моральными и юридическими качествами участвовать в процессе в Конституционном суде нашей великой Родины?»

И еще паузу такую долгую взял, чтобы сверлить меня скорбным и презрительным взглядом. Ну, думаю, у нас тут уже пошел не суд, а какой-то «Театр» Сомерсета Моэма, вернее антреприза в Вышнем Волочке.

Вдобавок после такого эффектного заявления товарища Рыбкина коммунисты прямо не волну, а цунами в прессе подняли: ну как же, у Шахрая, оказывается, дворец в Зальцбурге. Честно скажу, что сначала я растерялся. Вроде просчитал все ходы и сценарии, но что в итоге придется отдуваться за какую-то мифическую собственность, совершенно не ожидал.

Правда, быстро взял себя в руки, выдохнул и успокоился. А на следующем заседании тоже сделал публичное заявление: «Да, ситуация для меня, конечно, неприятная. Собственности у меня в Австрии нет, но ведь на слово мне никто не поверит. А потому перед лицом суда я торжественно клянусь, что, если Иван Петрович передаст мне ключи от моего дома в Зальцбурге, я немедленно выйду из процесса». И тут Рыбкин завис. Это была уже не театральная пауза Джулии Ламберт, которую, по Сомерсету Моэму, требуется тянуть, а обычное молчание, когда у человека просто нет слов, чтоб ответить.

Суд хмыкнул, а журналисты при всяком удобном случае стали приставать, не передал ли мне Рыбкин ключи от моего австрийского дома. Приходилось их постоянно разочаровывать.

Но параллельно я через нашего посла отправил в муниципалитет Зальцбурга официальный запрос — попросил австрийцев проверить реестры и прислать мне справку, есть ли у гражданина России по имени Сергей Шахрай какая-нибудь недвижимость в их стране. Ждал, надеялся — а вдруг прав Иван Петрович? Может, родственники какие наследство оставили? Но естественно, дома в Зальцбурге у меня не оказалось. О чем бумагу я официальную получил и суду в нужный момент представил.

Времени, конечно, немного потеряли, но суд все равно пришел к логическому концу. Так и выжил указ Ельцина. И сам президент РСФСР, соответственно, тоже. И это была такая точка бифуркации: ведь в тот момент — в зависимости от вынесенного вердикта — страна могла быстро покатиться назад.

Но, знаете, что во всем этом самое удивительное? Что об этом даже никто не думает и за знаковое событие не считает. А это был вопрос принципиальный и судьбоносный для России. Ведь в случае нашего проигрыша импичмент Ельцину был бы гарантирован. Отстранили бы, как в свое время Никиту Хрущёва. Коммунисты хотели реванша, и начинали именно с этой мыслью. Хотели себе всё вернуть, все утраченные блага.

Огромные — для партийной верхушки, приличные — для партноменклатуры рангом пониже. Это и имущество, и посты, и высокая зарплата, и прочие привилегии. Так что союзников у затеи с судом против Ельцина было много. Коммунистов еще оставалось миллионов четырнадцать — целая армия. Хорошо, что из этих миллионов аппарат составлял лишь малый процент, номенклатуру со всеми их служебными пайками.

А на деле номенклатура — это то, что погубило и партию, и страну. Элита выродилась и пожрала самое себя, поскольку не было никакой политической конкуренции. И кстати, такая опасность никуда не исчезла. И опять вспоминаются слова незабвенного Виктора Степановича Черномырдина: «Какую партию у нас ни строй, все равно получается КПСС».

Ядро новой сборки

Как Татарстан чуть не стал третьим в союзе России и Беларуси

Страшно подумать, но уже тридцать лет прошло с момента распада СССР. Считай, полжизни без Союза.

Меня постоянно обвиняют, что я чуть ли не лично развалил СССР, хотя было всё ровно наоборот. А после того, как мы остановили полный распад, создав СНГ, я постоянно работал на интеграцию. Еще весной 1992 года я подготовил проект конфедеративного соглашения. В апреле 1994 года он был внесен в Государственную думу, но поддержки не нашел.

Кстати, в Конституцию 1993 года мы с Сергеем Сергеевичем Алексеевым записали статью 79 как основу для будущей реинтеграции. Там написано так: «Российская Федерация может участвовать в межгосударственных объединениях и передавать им часть своих полномочий в соответствии с международными договорами, если это не влечет ограничения прав и свобод человека и гражданина и не противоречит основам конституционного строя Российской Федерации». То есть наша Конституция не содержит никаких препятствий даже для восстановления СССР, точнее — для вступления России в новый Союз Государств на территории постсоветского пространства.

Перейти на страницу:

Все книги серии 90-е: личности в истории

Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина
Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина

Эта книга открывает серию «90-е: личности в истории». Ее автор – государственный советник по правовой политике, вице-премьер и министр российского правительства в 1990-х, депутат парламента четырех созывов, создатель Партии российского единства и согласия, заслуженный юрист России, профессор Сергей Шахрай. Мемуары охватывают не только девяностые – время политического взлета автора, но и многие события, случившиеся до и после этого переломного десятилетия в истории страны. Шахрай-юрист профессионально внимателен к фактам. Но его книга – не сухое перечисление имен-дат-событий, а воспоминания, полные драматизма и страстей, пронизанные духом того времени. Автор без прикрас пишет о своей политической карьере, честно оценивает обстоятельства и собственные поступки, стараясь извлечь из прошлого уроки для будущего. Мемуары Сергея Шахрая населены множеством ярких личностей: Борис Ельцин, Анатолий Собчак, Сергей Алексеев, Виктор Черномырдин, Евгений Примаков, Юрий Лужков, Михаил Мишустин, Жак Ширак, принц Чарльз и многие другие современники появляются на страницах не как персонажи парадных портретов, но как живые люди со своими достоинствами и недостатками. Писать мемуары о «горячих» девяностых – непростая задача. Автор понимает это и рассчитывает на читателя, который готов увидеть не черно-белую картину, а многоцветную и объемную реальность новейшей истории своей страны.

Сергей Михайлович Шахрай

Публицистика
Пойти в политику и вернуться
Пойти в политику и вернуться

«Пойти в политику и вернуться» – мемуары Сергея Степашина, премьер-министра России в 1999 году. К этому моменту в его послужном списке были должности директора ФСБ, министра юстиции, министра внутренних дел. При этом он никогда не был классическим «силовиком». Пришел в ФСБ (в тот момент Агентство федеральной безопасности) из народных депутатов, побывав в должности председателя государственной комиссии по расследованию деятельности КГБ. Ушел с этого поста по собственному решению после гибели заложников в Будённовске. Всегда был открыт для прессы. Подшучивал над собой. Когда его, генерал-полковника, утверждали на пост премьера, сказал: «Я не Пиночет, моя фамилия Степашин». И к удивлению друзей и оппонентов, был утвержден Государственной Думой на высокий пост с первого раза, что в те годы бывало нечасто.До августа 1999 года Сергей Степашин считался одним из самых реальных кандидатов на президентское кресло. Прогнозы не сбылись. Сожалеет ли об этом Степашин? Почему политическая карьера сложилась так, а не иначе? Были ли в этой карьере поступки, в совершении которых автор мемуаров раскаивается? Что для него в политике было и остается самым важным? Простых ответов на эти вопросы у Степашина нет – есть искреннее желание над ними думать. И не лукавить при этом перед собой и читателем.Это воспоминания того, кто пошел в политику и вернулся человеком.

Сергей Вадимович Степашин

Документальная литература
Я закрыл КПСС
Я закрыл КПСС

«Я закрыл КПСС» — мемуары Евгения Савостьянова, заместителя председателя КГБ СССР и заместителя директора Федеральной службы контрразведки России в начале девяностых. Назначение на работу в спецслужбы для демократа и антикоммуниста Евгения Савостьянова было неожиданным. Но девяностые годы XX века в России были полны подобных поворотов в судьбах людей. Автор этих воспоминаний лично участвовал в «похоронах» Коммунистической партии Советского Союза, снимал гриф «секретно» с истории Бутовского полигона, где в годы сталинских репрессий были расстреляны тысячи человек, первым наладил контакт с антидудаевской оппозицией в Чечне, отвечал за кадровую политику в администрации президента Ельцина. Среди тех, с кем его столкнула судьба, были Андрей Сахаров и Михаил Горбачёв, Юрий Лужков и Владимир Гусинский, Сергей Степашин и Анатолий Чубайс. Читателя ждут встречи с этими и другими политиками, правозащитниками, бизнесменами, которые в той или иной степени повлияли на ход истории в девяностые годы.В мемуарах Евгения Савостьянова много ранее не известных широкой публике фактов и деталей, которые сохранились благодаря его дневникам. Автор не претендует на беспристрастность — и это большой плюс книги. В этой книге есть боль и радость, сомнения и попытки осмыслить пережитое. А значит, у читателя появляется возможность понять людей, которые когда-то поверили в то, что Россия может стать свободной демократической страной.

Евгений Вадимович Савостьянов

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное