Как я отыскал Ливингстона

В соседней реке одному из моих людей в несколько минут удалось поймать руками шесть сомов. Множество птиц вились над рекою; здесь были белоголовые орлы и черные рыболовы, огромные колпицы, ибисы, дрозды и т.д. Эта река берет свое начало из группы гор, лежащих миль на 8 к с. от деревни Мпоквы и затем тонкой струею извивается среди высокого камыша и леса, населенного сотнями антилоп и буйволов. На ю. от Мпоквы долина расширяется, горы отходят к з. и к в., образуя так называемую Роквскую равнину, которая в течении дождливого времени года наводняется, в сухое же принимает обыкновенный бледно-желтый цвет, характеризующий все африканские долины, когда трава на них созреет.

Идя вдоль правой цепи, мы достигли 21 октября верховьев Мпоквы, берущей свое начало в узкой долине между высоких гор. Буйволы и антилопы встречались в изобилии.

22-го октября после 4 1/2 часов пути мы достигли прелестного ручья Мтамбу, текущего на с. и отличающегося вкусной и прозрачной как хрусталь водою. Здесь мы в первой раз увидели родину льва и леопарда.

Пастухи, пасшие стада коз и ослов, вскоре после нашего прибытия в лагерь, погнали их на водопой, причем, чтобы достигнуть его, они шли по туннелям, пробитым в лесу слонами и носорогами. Едва только они успели войти в темный проход, как покрытой черными пятнами леопард прыгнул на спину одного из ослов, испустившего от боли пронзительный крик. Товарищи его целым хором подняли такой страшный рев и так забрыкали копытами, что леопард бросил свою добычу и убежал в лес, как бы испугавшись ужасного шума, вызванного его появлением. На шее осла виднелось несколько зияющих ран, но опасного ничего не было.

Сознавая, что я мог встретиться со львом или леопардом в этом дремучем лесу, поросшем густым кустарником, представлявшим прекрасное убежище для плотоядных, я отправился вдоль этого опасного места с моим оруженосцем Калулу, несшим лишнее ружье и запасные заряды. Мы осторожно шли вдоль леса, внимательно всматриваясь в попадавшиеся нам темные пещеры и ожидая ежеминутно появления знаменитого царя лесов, готового прыгнуть навстречу к нам, а я с особенным наслаждением рисовал в воображении своем величественного и гневного зверя, как он должен был стоять предо мною. Я пристально всматривался в каждую пещеру, надеясь увидеть устремленные на меня сверкающие, большие глаза зверя и его грозно чело. Но, увы! после целого часа бесполезного искания приключений, я ничего не встретил и потому расхрабрившись влез в одну из этих пещер из листьев и терновника и увидел на 100 ф. над своею головой целый лиственный свод, поддерживаемый высокими и стройными стволами царственной мвулы. Что можно вообразить себе прекраснее того что я увидел! Ровная, бархатистая поляна; густой и непроницаемый джунгль вокруг; эти стройные природные колонны из царственных деревьев, поддерживавших на огромной высоте зеленый лиственный свод, не пропускавший ни одного солнечного луча; ручеек, струившийся по гладкому булыжнику и своим нежным журчанием вполне гармонировший со священною тишиною картины. Кто осмелился бы нарушить эту священную, торжественную гармонию природы? Но когда я раздумывал, что ни один человек не смел нарушить тихого уединения этого места, я заметил обезьяну, висевшую на ветви, высоко над моею головой и со страхом смотревшую на странных пришельцев. Не будучи в состоянии удержаться, я расхохотался и хохотал до тех пор, пока меня не остановил целый хор криков и страшного шума, как бы вторивших моему смеху. Звук моего голоса встревожил стадо обезьян, скрывавшихся в лиственной глубине, и они торопливо убегали от меня со страшным шумом, криками и визгом.

Выйдя снова из лесу, я пошел далее, отыскивая какую-нибудь дичь. Вдруг я увидел огромного, рыжеватого дикого кабана, вооруженного страшными клыками, спокойно пасшегося в лесу, окаймлявшем слева долину Мтамбу. Оставивши Балулу за деревом, а мою шляпу за другим, чтобы удобнее подкрасться к животному, я подошел к нему ярдов на 40 и, спокойно прицелившись, выстрелил ему в плечо. Пуля не попала в него, животное сделало бешеный прыжок, внезапно остановилось, ощетинило свою шерсть и загнутый на спину хвост и выразило всей своей фигурой необыкновенную свирепость.

Пока кабан прислушивался и озирался вокруг своими маленькими, быстрыми глазами, я всадил ему в грудь другую пулю, пробившую его насквозь; однако он все-таки стоял на ногах, но, подойдя на 6 или на 7 ярдов к деревьям, за которыми спрятался Калулу и лежала моя шляпа, он внезапно остановился и повалился на бок. Когда же я приблизился к нему с своим ножом, чтобы перерезать ему горло, он внезапно вскочил; он заметил маленького Калулу и почти тотчас затем мою белую шляпу. Оба эти странные предмета так сильно подействовали на кабана, что он с испуганным хрюканьем бросился в густую чащу леса, куда за ним нельзя было гнаться. Так как начинало уже смеркаться, а лагерь был в трех милях от нас, то я поневоле должен был возвратиться без добычи.