Обратный путь оказался очень длинным и скучным. Путешествие его более не занимало. Идя к западу по этой дороге, он был полон надежд и стремлений достигнуть цели, которая обещала ему окончание всех его трудов — теперь же, безуспешно возвращаясь от цели, которая была уже почти в виду, он шел, повергнутый в полную безнадежность, обманутый в своих ожиданиях, и не удивительно, что эти обстоятельства почти совершенно надломили бодрый дух старика и почти совершенно разбили его крепкое тело.
16-го октября Ливингстон прибыл в Уджиджи, почти при смерти. На обратном пути он пытался, несмотря на невозможность победить упрямство своих людей, успокаивать себя тем, что «это затянется не более как на пять или на шесть месяцев; дело это все же легко поправимое. На оставленные мною вещи или товары в Уджиджи я могу нанять других людей, и выступить снова в поход.» Такого рода словами и надеждами он пытался укреплять себя в той мысли, что все окончится успешно; но вообразите себе каков был удар для него, когда он узнал, что человек, которому он отдал свои вещи на сбережение, выменял все его тюки на слоновую кость.
Вечером в день своего возвращения в Уджиджи, Ливингстон был встречен горькими воплями своих наиболее преданных ему людей, Сузи и Чумаха. Доктор, спросив что с ними, впервые услышал о постигшей его неприятности.
Они сказали ему: «все ваши вещи проданы, господин; Шериф выменял их на слоновую кость».
Позднее вечером, явившийся в нему Шериф бесстыдно протянул ему руку, но Ливингстон, оттолкнул ее, сказав ему, что он никогда не пожимает руки ворам. Шериф, как бы в оправдание себя, рассказал, что он, загадав по корану, узнал по нем, что каким (по-арабски доктор) умер.
Таким образом, Ливингстон, лишенный всего своего имущества, мог просуществовать с своими людьми не более одного месяца, по истечении которого принужден бы был обратиться к помощи арабов.
Доктор утверждает далее, что ошибка в измерении Спиком высоты Танганики, которую он полагал в 1,800 футов над уровнем моря, произошла от нежелания проверить Анно Домини, единственного человека, писавшего об этом предмете; по измерению же Ливингстона она достигает, определяя ее по температуре кипения воды до 2,800 футов, а несколько выше 3,000 футов по барометру.
Доктор много жаловался на то, что для охраны его вещей ему присылали рабов, тогда как он неоднократно умолял жителей Занзибара высылать ему свободных людей. Со стороны тех, которые получали его депеши с такого рода просьбой, требовалось самых незначительных усилий, чтобы доставить ему хороших и честных свободных людей; но по получении писем доктора Ливингстона, они обыкновенно успокаивались на том, что посылали в Лудга-Дамджи за людьми, и не удивительно, что получали немедленно бесчестных и неспособных рабов. Доктор пришел к убеждению, далеко не новому, что свободный негр в сто раз способнее и надежнее негра-раба. Несколько веков тому назад пастух Эвмений сказал Улисчу:
«Ио был прав, заметив, что в тот день, как человек стал рабом, он потерял половину своей цены».
Доктор Ливингстон не раз обращался к доктору Кирку с просьбою не присылать ему рабов. Никто лучше его не знал, насколько они бесчестны; он один мог понять, каким неприятностям и неудачам подвергался доктор по милости этих неспособных людей. Во всяком случае, нельзя не пожалеть друзьям как одного, так и другого, что просьбы д-ра Ливингстона по этому предмету были так плохо исполняемы.
Теперь остается еще один пункт, на который я тоже желаю сделать несколько замечаний, а именно «критикование» депеш Ливингстона. Если путешественник Центральной Африки открывает что-либо, будь это озеро, гора, или река, и приходит, по силе своих наблюдений, к каким-нибудь выводам, то, конечно, его выводы будут иметь более веса, чем все до него составленные. Часто выводы бывают настолько разнообразны и многочисленны, что, по недостатку места, их невозможно бывает заключить в одной депеше — приходится их хранить у себя, выжидая возможности издать их отдельной книгой. В таком случае, что очевидно каждому, географы-домоседы не имеют права, при отсутствии точных данных, изменять подлинный текст депеш, писанных самим исследователем или открывателем; всем мнениям, высказываемым с целью опровержения данного им факта, читатели не должны придавать ни цены, ни значения.
Ливингстон удержался от всяких сообщений с королевским географическим обществом, как с собранием; но он писал своему другу, Родерику Мурчисону, что он, как президент общества, и как глава его, имеет права излагать все, заключающееся в его длинных письмах, перед августейшим ученым собранием. Ливингстон говорил мне и писал о том же своим другим друзьям, что причина, удержавшая его от подробных сообщений, была следствием страха, чтобы его депеши не подверглись различным изменениям критиков, которые почему-то забывали, что передаваемые им факты он решался сообщать только после строгого и точного исследования.