Как я отыскал Ливингстона

В 9 ч. утра, три часа после того как мы покинули Муниеку и два часа после перехода через границу Угого, мы сделали привал у Мабунгуру Нулаха. Нулаг вытекает из горной цепи, отделяющей Угого от Магунга Мкали, и после слияния своих ручьев, образующих его верховья, течет, по направлению к юго-западу. В дождливое время года он должен быть почти непроходим, по причине чрезвычайной крутизны своего русла. В полдень мы снова выступили в путь. Ваниамвези кричали, аукали и пели вангванские солдаты, слуги и пагасисы состязались с ними в голосистости и шумливости, и все вместе наполняли окружающий густой лес невыразимым шумом и гамом.

Виды были гораздо живописнее всех тех, какие нам приходилось видеть со времени нашего выступления из Багамойо. Почва представляла вид величественных холмов, усыпанных то там, то сям возвышениями и колоссальными сиенитовыми замками, придававшими лесу необыкновенный и фантастический вид. Издали могло даже показаться, что приближаешься к клочку Англии, какою она должна была быть во времена феодализма: до такой степени странный и фантастический вид принимали скалы. Здесь они представляли нагроможденные друг на друга глыбы скал, готовые, как казалось, обрушиться при первом дуновении ветерка; там они поднимались в виде притупленных обелисков, превосходивших высотою самые большие деревья; далее они представляли могучие волны, блестевшие на солнце; в одном месте они лежали маленькими кучами раздробленных осколков, в другом — казались целыми холмами.

К 5 ч. пополудни мы прошли двадцать миль и был подан сигнал к остановке. В час ночи, когда взошел месяц, по безмолвному лагерю раздался звук трубы и голос Гамеда, дававший знак к выступлению. Очевидно шейх Гамед совсем сошел с ума, иначе с чего ему было так рано поднимать нас? Падала обильная и холодная, как лед роса; ропот неудовольствия со всех сторон отвечал раннему призыву. Полагая, однако, что Гамед руководствуется какими-нибудь неизвестными нам основаниями, мы решились ждать, что покажут обстоятельства.

Так как все были не в духе, то ночной переход совершился в глубоком молчании. Термометр показывал 53° (9 3/4° R.), так как мы находились на высоте 4,500 ф. над морским уровнем. Почти голые носильщики чтобы согреться шли быстро и потому часто спотыкались о камни и древесные корни и обдирали себе кожу о терновник. В 3 часа утра мы прибыли в деревню Униамбоджи, где и бросились отдыхать и спать, пока рассвет не покажет, что должно делать измученному каравану.

Было уже поздно, когда я проснулся; солнце ярко светило мне прямо в лицо. Вскоре ко мне пришел шейх Тани и сообщил, что Гамед ушел уже два часа тому назад и предлагал и ему идти вместе с ним, но он решительно отказался от такого безумия. Я вполне согласился с ним, и в свою очередь спросил, какая терекеца предстояла нам? Можем ли мы в послеполуденный переход достигнуть места, обильного водою и хлебом? Тани отвечал утвердительно. Тогда я спросил его нельзя ли достать воды и съестных припасов в Униамбоджи. Тани отвечал, что он не потрудился осведомиться об этом, но что жители деревни говорили ему, что у них много матамы, рису, мавери, овец, козлов и цыплят и по такой дешевой цене, какой неслыханно в Угого.

— Ну, так если Гамед желает сумасшествовать, — сказал я, — и морить своих носильщиков, то с какой стати нам подражать ему? Мне не менее чем Гамеду хочется быть поскорее в Унианиембэ, но до него еще далеко, и я не хочу подвергать опасности свое имущество различными сумасбродствами.

В деревне мы действительно нашли, как говорил Тани, в изобилии съестные припасы и превосходную воду в колодезе невдалеке от нее. Овца стоила шукку; за ту же цену продавались шесть цыплят или шест мер матами, мавери и риса. Одним словом мы наконец увидели себя в богатой стране.

10 июня мы прибыли, после 4 1/2 часов пути, в Кити, где увидели Гамеда, погруженного в глубокую печаль. Он, хотевший быть Цезарем, оказался нерешительным Антонием. Он оплакивал смерть любимой рабыни и потерю пяти арабских рубашек, кафтана с серебряными рукавами и золотым шитьем, в котором он намерен был торжественно вступить в Унианиембэ, как подобает такому купцу как он. Все это, вместе с медными тазами, рисовыми и говяжьими блюдами, унесли с собою три бежавших слуги. Кроме того, у него исчезло вместе с двумя вангванскими носильщиками два тюка полотна. Селим, мой арабский переводчик, спросил его: «что вы здесь делаете шейх Гамед? Я думал, что вы давно на пути к Унианиембэ»? — «Разве я мог, ответил он, покинуть друга моего Тани?»