Как я стал собой. Воспоминания

Далее мой путь лежал мимо величественного особняка с колоннами, в котором жил генерал Шарль де Голль во время оккупации Франции немцами. Он был выставлен на продажу за сто тысяч фунтов, и мы с Мэрилин часто фантазировали, как купили бы его – если бы у нас были средства.

Кварталом дальше стоял огромный особняк, на крыше которого снимались сцены танцев Джули Эндрюс и Дика Ван Дайка для фильма о Мэри Поппинс. Затем я продолжал путь по Финчли-роуд к Белсайз-лейн и входил в четырехэтажное невзрачное знание, в котором располагалась Тавистокская клиника.

Джон Сазерленд, глава Тавистока, был мягким и чрезвычайно добродушным шотландцем. В моей первый день в клинике он тепло приветствовал меня, познакомил со своими подчиненными и пригласил присутствовать на всех семинарах и наблюдать за работой проходящих в клинике терапевтических групп. Меня познакомили с психиатрами, занимающимися групповой работой, и на протяжении всего года я поддерживал непрерывные контакты с Пьером Тюрке, Робертом Гослингом и Генри Эзриэлем. Они произвели на меня приятное впечатление, однако их подход к ведению групп показался мне странно сухим и безучастным.

Ведущие групп в Тавистоке никогда не обращались ни к кому конкретному и все свои комментарии адресовали в потолок, ограничиваясь лишь замечаниями о «группе». Помню одну встречу, на которой один из ведущих, Пьер Тюрке, сказал: «Если все члены этой группы явились сюда в такой мерзкий дождь из дальних уголков Лондона и выбирают говорить о крикете – что ж, я не имею ничего против».

Ведущие групп в Тавистоке руководствовались идеями Уилфреда Биона, который фокусировался на бессознательных процессах в группе как целом. Он мало интересовался межличностной сферой – за исключением тех моментов, когда затрагивались темы лидерства и власти. Вот поэтому комментарии всегда касались группы как целого, и психотерапевт никогда не обращался к отдельному пациенту.

Хотя некоторые психиатры были по-человечески мне симпатичны – особенно Боб Гослинг, который приглашал меня в гости и в Лондоне, и в свой загородный дом, – я через пару месяцев пришел к выводу, что этот подход к групповой терапии был совершенно неэффективным. Многие пациенты выражали свое согласие со мной «ногами»: посещаемость была на редкость низка. Существовало правило: если не присутствуют хотя бы четыре члена группы, встреча отменяется – и это действительно часто случалось.

В том же году, но несколько позже, я присутствовал на недельной Тавистокской конференции по работе с группами в Лидсе – наряду с сотней других участников, представлявших сферы образования, психологии и бизнеса. Я отчетливо помню, как началась конференция: участникам рекомендовали разделиться на пять групп, используя пять выделенных для этого помещений. Когда раздался звонок, возвещавший начало упражнения, участники ринулись в отведенные им комнаты. Некоторые члены боролись за лидерство, другие требовали, чтобы двери срочно закрыли, пока группа не стала чересчур большой, а третья настаивали на установлении определенных правил.

Этот семинар состоял из постоянных встреч малых групп, для каждой из которых был назначен преподаватель-консультант, размышлявший о групповом процессе, и встреч большой группы, на которых присутствовали все преподаватели и участники конференции, чтобы можно было провести исследование массово-групповой динамики.

Хотя подобные группы продолжают использоваться как тренировочный инструмент, помогающий изучать групповую динамику и поведение в организациях, тавистокский подход к групповой психотерапии, насколько мне известно, к счастью, ушел в небытие.

Я, как правило, наблюдал одну-две встречи небольших групп в неделю и присутствовал на лекциях или конференциях, но по большей части в тот год был полностью предоставлен самому себе, всецело занятый написанием учебника по групповой психотерапии.

Преподавательский состав Тавистокской клиники находил мой подход к группам таким же безвкусным, каким я считал их подход. Когда я представил свою исследовательскую работу о «терапевтических факторах», основанную на беседах с большим числом пациентов, успешно прошедших групповую терапию, британцы высокомерно фыркали по поводу типично американской фиксации на «удовлетворенном потребителе».

Будучи единственным американцем, я чувствовал себя одиноким и лишенным всяческой поддержки. Когда годом позже я лично познакомился с Джоном Боулби, он сказал мне, что сотрудники Тавистока вызывали у него те же ощущения и временами он фантазировал, как бы заложить в аудиторию бомбу. Чувство одиночества, недооцененности и дискомфорта от самого себя было настолько сильным, что в том году я решил найти себе психотерапевта, как поступал несколько раз в разные трудные моменты на протяжении всей жизни.