Как я стал собой. Воспоминания

Теперь, когда все мои тексты существовали только в этом непривычном для меня компьютере, я все сильнее нервничал из-за того, что у меня не было при себе бумажных копий моей работы (устройств для резервного копирования – таких, как «Дропбокс» или «Тайм машин», – и флэш-накопителей еще не существовало). Увы, моему переносному принтеру фирмы «Кодак» не понравилось путешествовать и, проведя на Бали всего месяц, он испустил дух.

Встревоженный перспективой, что мои труды навсегда исчезнут в недрах компьютера, я обратился за помощью. Оказалось, что на Бали существует ровно один принтер – в компьютерной школе Денпасара, столицы острова. В один прекрасный день я привез свой компьютер в эту школу, дождался окончания занятий и то ли мольбами, то ли взяткой – не помню, чем именно, возможно, и тем и другим – убедил учителя распечатать драгоценную копию завершенной на тот момент работы.

Бали как будто притягивал вдохновение. В отсутствие почты, телефона и других отвлекающих факторов я писал лучше и быстрее, чем когда-либо прежде. За два месяца на острове я закончил четыре из десяти рассказов. В работе над каждым из них я тратил немало времени на маскировку личностей пациентов. Я менял их внешность, род занятий, возраст, национальность, семейное положение, а часто даже пол. Я хотел абсолютной уверенности в том, что никто ни при каких условиях не сможет их узнать, и разумеется, впоследствии отсылал пациенту завершенный рассказ и просил письменного разрешения на публикацию.

На досуге мы с Мэрилин исследовали остров. Мы восхищались грациозными балийцами и любовались их изобразительным искусством, танцами, театром марионеток, резьбой по дереву и живописью, дивились их религиозным шествиям. Однажды наш водитель отвез нас с двумя велосипедами на одну из самых высоких точек Бали, и мы несколько миль спускались с горы, проезжая через деревни, мимо лотков, с которых торговали ломтиками плодов хлебного дерева и дуриана. К моему удивлению, оказалось, что на Бали популярны шахматы, и я повсюду обнаруживал играющих. Частенько я приходил с утра пораньше в ближайший ресторан, чтобы сыграть партию с официантом.

Мы с Мэрилин договорились провести вторую половину этого отпускного года в Европе. Я обожаю тропические острова, а Мэрилин любит Францию, так что на протяжении всей нашей супружеской жизни мы находили компромиссы. Мэрилин только что официально ушла с административного поста в Стэнфорде (хотя и по сей день продолжает работать там как старший научный сотрудник), и у нее по-прежнему оставались некоторые профессиональные обязанности, из-за которых ей по пути в Европу пришлось заехать в Пало-Альто.

Я остановился на Гавайях, на острове Оаху, в чудесной квартире нашего японского знакомого, желая спокойно поработать, и написал там еще два рассказа. Наконец, спустя пять недель, Мэрилин позвонила и сообщила, что пора возобновить наши странствия.

Следующая остановка – Белладжио, Италия. Годом раньше мы оба подали заявки на гранты Фонда Рокфеллеров для реализации своих проектов в Центре Фонда в Белладжио: Мэрилин собиралась поработать над своей книгой воспоминаний женщин о Французской революции, а я – над моей книгой психотерапевтических рассказов. Обе заявки были одобрены.

Возможность поработать над научным проектом в Белладжио является, должно быть, одной из главных привилегий ученого мира. Расположенный всего в нескольких минутах ходьбы от озера Комо, Рокфеллеровский центр может похвастаться прекрасными садами, превосходным шеф-поваром, который вручную готовил пасту и каждый вечер подавал ее разные виды, и красивой центральной виллой, где одновременно размещались тридцать ученых, каждому из которых предоставлялся отдельный кабинет.

Ученые встречались за трапезами и на вечерних семинарах, где каждый из нас представлял свою работу. Мы с Мэрилин каждое утро работали, а во второй половине дня часто садились на паром и отправлялись в одну из маленьких очаровательных деревушек на озере Комо.

Я проводил немало времени с одним из соседей-ученых, Стэнли Элкинсом, замечательным автором юмористических романов. У Стэнли была инвалидность из-за перенесенного полиомиелита, и он пользовался креслом-коляской. Каждый вечер он искал для себя сюжеты и персонажей, слушая по радио ток-шоу в прямом эфире.

После Белладжио мы поехали на оставшиеся четыре месяца в Париж, где сняли квартирку на бульваре Пор-Руаяль. Мэрилин работала над книгой дома, а я – в уличном кафе недалеко от Пантеона, где и были написаны последние четыре рассказа. Я снова ежедневно брал уроки французского – увы, как всегда, безрезультатно, – а по вечерам мы гуляли пешком по городу и ужинали с парижскими друзьями Мэрилин.

Работать в уличном кафе мне нравилось, и я писал с необыкновенной продуктивностью. Впоследствии, по возвращении домой, я нашел уличное кафе с благоприятной для творчества атмосферой в Сан-Франциско, на Северном пляже (кафе «Мальвино»), и продолжил эту практику.