Как испортить хороший текст. От кульминации до финала

Если ещё можно понять, что такое ксенофобия, русофобия, исламофобия, антисемитизм и тому подобное, то значения терминов гроссофобия, мизогиния и дискриминация по латеральности многим придётся смотреть в словаре. А литературные сапёры благополучно справляются с огромным букетом выдуманных проявлений неполиткорректности, чтобы срочно сообщить о своих находках куда следует.

Это давняя практика.

В 1850 году после публикации первой же комедии Александра Островского «Свои люди – сочтёмся!» влиятельные московские купцы отправили императору коллективную жалобу на драматурга, который оскорбил чувства их сословия. Николай Первый запретил пьесу к постановке, а двадцатисемилетнего автора велел уволить со службы и отдать под надзор полиции.

Надзор был снят лет через шесть, после воцарения Александра Второго. Пьесу впервые представили на сцене только в 1861-м. Но и тогда Островский продолжал раздражать особо чувствительных сапёров. А когда в 1866 году вышла его драматическая хроника «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский», автору не могли простить строки:

⊲

А всё ж не дело чёрному народу
Судить бояр. Он должен их бояться
Да слушаться; а дай ему почуять,
Что он судья над нами, плохо будет:
Он сам начнёт без царского указа
Судить, рядить да головы рубить.

Первым литературным сапёром государственного уровня в Советской России стала Надежда Крупская. Жена вождя мирового пролетариата возглавляла Главный политико-просветительный комитет Народного комиссариата просвещения – Главполитпросвет – и озаботилась истреблением крамолы. За подписью Крупской по стране была разослана «Инструкция о пересмотре книжного состава библиотек и изъятии контрреволюционной и антихудожественной литературы». К «Инструкции» прилагался список книг, подлежащих изъятию и уничтожению.

В результате трёх чисток 1923, 1926 и 1930 годов российские читатели остались без произведений всех философов, начиная с Платона, Декарта, Канта, Ницше, Соловьёва и Шопенгауэра, и всей публицистики Льва Толстого. Была изъята любая религиозная литература, включая Евангелия, Тору с Талмудом и Коран. Под запрет попали басни Крылова, роман Достоевского «Бесы» и произведения Лескова. Из российских библиотек выбросили отдельные книги Михаила Булгакова, Евгения Замятина и Михаила Пришвина, все сочинения Аркадия Аверченко и Василия Немировича-Данченко, романы серии «Удивительные похождения Рокамболя» и приключенческие книги об индейцах Майн Рида. Под нож были пущены сказки, начиная с «Аленького цветочка» Сергея Аксакова, «Бовы Королевича» и «Еруслана Лазаревича». Главполитпросвет вычистил всю дореволюционную детскую литературу, начиная с романов Лидии Чарской и заканчивая некоторыми стихами и сказками Корнея Чуковского.

Максим Горький писал тогда нобелевскому лауреату Ромену Роллану о сумасшествии «старухи Крупской», но диагнозы невменяемых политиков мало помогают спасению книг…

…и всё же государственная система тотальной чистки не может сравниться с армией современных литературных сапёров, которые не обойдут вниманием ни единого автора. Писателей стало намного больше, чем сто лет назад, но и сапёров с компьютерным оборудованием для поисков того, что может их оскорбить, – легион.

Автор, сделавший своего персонажа тучным альбиносом, деревенским жлобом, жадным евреем, истеричной феминисткой, попом-гомосексуалом, продажным чиновником, медсестрой-наркоманкой, ленивым негром или вороватым кавказцем, очень рискует нарваться на литературных сапёров. Схватку с ними выиграть невозможно.

Есть люди, которые специально плачут, когда чистят морковку, чтобы лук не подумал, что он урод. Современным авторам в опасении литературных сапёров приходится вести себя примерно так же.

Последователи Крупской требуют переиздать в исправленном виде всю мировую классику, которая растлевает современного читателя, и уничтожить то, что невозможно исправить. Название знаменитейшего романа Агаты Кристи «Десять негритят» – в оригинале Ten little niggers – оскорбляет афроамериканцев. Шерлок Холмс не должен баловаться кокаином и морфием. Пушкин в «Сказке о попе и работнике его Балде» оскорбил чувства верующих, изобразив служителя культа жадным придурком. Джульетте у Шекспира всего тринадцать лет: о какой половой жизни может идти речь?! Лев Толстой оправдывал внебрачную связь Анны Карениной. Данте Алигьери в «Божественной комедии» позволил себе исламофобию, гомофобию и антисемитизм. У Антона Чехова в рассказе «Каштанка» и у Гавриила Троепольского в повести «Белый Бим Чёрное ухо» издеваются над собаками…

Не надо писать с оглядкой на литературных сапёров из числа персонажей «Справочника психотерапевта», но самоцензуре приходится учитывать их существование и болезненную активность.