Как художники придумали поп-музыку, а поп-музыка стала искусством

«Когда мы впервые попали в Сан-Франциско, на заре существования The Family Dog, казалось, что все носят одну и ту же униформу, – вспоминает Фрэнк Заппа, – такая смесь Пиратского Берега[8] и Старого Запада: подкрученные вверх усы у парней, платья с турнюрами и перья в волосах у девушек». По легенде, вездесущность этого образа – действительно «униформы» – объяснялась банкротством городского театра «Фокс» и проходившей по этому случаю распродажей, которая обеспечила всех радостных модников костюмами в стиле The Red Dog. Наряжаться как жители Старого Запада было весело, это давало раскрепощение и веселье, свойственные маскараду. Однако были и те, кто вместе с отжившей свой век одеждой перенимали стиль и манеры и уже не выходили из образа. Тем самым они давали понять, что сторонятся насаждаемого медиа господства блестящей, технологичной американской мечты, которая так манила и восхищала Ричарда Гамильтона.

Трехмесячный марафон The Charlatans в Red Dog Saloon, а также «Посвящение Доктору Стрэнджу» стали предвестниками необычайно важной волны рок-н-ролльных танцевальных концертов, которая накрыла район залива Сан-Франциско. При помощи ЛСД и британского ритм-н-блюза эта волна обратила битников в хиппи и обозначила основополагающие элементы эстетики хиппи-движения Западного берега. Выражаясь словами Ральфа Дж. Глисона, Сан-Франциско стал «американским Ливерпулем», по всему миру наладив экспорт «сан-францисского звучания», а заодно и психоделических нарядов.

В конце 1967 года Алтон Келли вместе с другими художниками – авторами психоделических плакатов Риком Гриффином, Виктором Москосо, Уэсом Уилсоном и Стенли Маусом организовал компанию Berkeley Bonaparte. Компания наладила массовый выпуск произведений искусства и распространяла их по почте с помощью рекламы в андеграундных изданиях и в посвященных поп-музыке журналах, а также через объявления в хэдшопах – магазинах для курильщиков марихуаны.

В свою очередь, Джордж Хантер основал Globe Propaganda; оформленные им обложки альбомов групп Quicksilver Messenger Service, Canned Heat и It’s A Beautiful Day представляют собой компиляции на тему западной американы в стиле Максфилда Пэрриша[9]. Однако истинный дух психоделики теперь воплощали Келли, Гриф-фин, Москосо, Уилсон и Маус, вместе известные (в особенности для коллекционеров) как Большая пятерка (The Big Five). Арт-критик и историк культуры Уолтер П. Медейрос в каталоге, выпущенном в 1976 году к первой крупной выставке психоделических плакатов, дал следующее определение этому жанру:

Они сделаны – нарисованы – вручную и не похожи на плакаты 1960-х годов с коммерческими фото и набранными в типографии надписями. На листе нет свободного места, он весь заполнен декоративными линиями и/или узорами. Надписи компактны, они принимают абстрактные формы или волнообразны, растянуты или искривлены. Они также могут быть прекрасно выполнены и изящно украшены. Цвет яркий, часто очень насыщенный, иногда по краям идут контрастирующие оттенки, которые создают эффект мерцания, текучести или дают иллюзию глубины. Сюжет изображения часто необычен и не имеет отношения к мероприятию или к упомянутым на листовке группам. Рисунки могут быть чувственными, вызывающими или красивыми, философскими или метафизическими.

Авторы этих рисунков черпали вдохновение и референсы из множества разных источников. Перегруженный, сплошной рисунок был характерен для местной фанк-культуры, в нем отражалась случайность и беспорядочность богемной жизни. В то же время оп-арт и поп-арт оба заигрывали с идеями восприятия, вкуса и кислотных цветов.

Однако в этом движении угадывалась и преемственность – от затейливых викторианских плакатов до закрученных, вдохновленных природой узоров эпохи модерна. Источником вдохновения служили и новаторские литографии Тулуз-Лотрека, и произведения ар-нуво Альфонса Мухи и Жюля Шере, – их эра серьезных социальных и технологических перемен отозвалась эхом в конце 1960-х годов. Затем был странно-эротичный японизм Обри Бёрдсли, чьей целью стал гротеск, и пышно декорированные работы его товарищей по эстетизму и символизму, включая позолоченные завитки венского сецессиониста Густава Климта.