Как колдунами становятся

– Когда обряд проводил, видел чудище – высокое, черное, с рогами, а вокруг него флейты поют да бубенцы звенят, – Огньяр еще ни разу не говорил это вслух, и сейчас показалось, что прозвучало по-детски наивно. Видимо, об это подумал и Филипп Егорович – Огньяр заметил, как в недоумении дрогнули брови колдуна.

– Хорошо… – колдун сел, взял предложенную чашку с чаем двумя руками. – Думается мне, детей выбирают по тому, сколько у них лет жизни осталось. У кого больше – того и берут. А того, кто в следующем лете, например, утопнет – оставляют, на кой они нужны?

От того, как равнодушно говорил Филипп Егорович о жертвах, по рукам Огньяра бежали мурашки, но он оправдывал это тем, что за свою длинную жизнь колдун видел так много злой волшбы, что уже давно перестал чего-то бояться.

– А потому как ты говорил, что жертвы перестали приносить регулярно, – продолжал Филипп Егорович, – надо полагать, что нечисть ослабла, и теперь ей нужно много сил. Возможно, они тянут из детей их медленно, чтобы надольше хватило.

Эти слова внушили Огньяру зыбкую надежду: может, хоть раз он оказался прав, и детей еще можно спасти?..

– А козел? – напомнил он колдуну. – Для него детей собирают? Он и есть Ворса?

– Вряд ли, – тот глотнул чая и прищелкнул языком. – Может, шишига. Лешие обычно подобным не промышляют. Может, и не он вовсе самое большое зло… – Филипп Егорович замолчал, задумался.

 “Неужели действительно Волемир?..” – настойчиво стучалась в голове мысль. Это казалось невозможным, но от этого – наиболее вероятным. Но Огньяр же сам его хоронил… Монетки на глаза клал…

– Хочу на захоронение взглянуть, – Филипп Егорович постукивал пальцами по краю чашки. – Недоброе у меня предчувствие…

Медлить не стали, даже чай не допили. Заматывая шею шарфом – ночью то и дело схватывались заморозки, – Огньяр поймал себя на мысли, что отчаянно надеется, что Филипп Егорович неправ. Да, Волемир был человек строгий, жесткий, порой даже жестокий, но… не до такой степени. Не мог он сам упырем обернуться да жизнь из невинных детей выкачивать. Но вторая часть – более вдумчивая, как казалось Огньяру, – была уверена в том, что Филипп Егорович слов на ветер не бросает. Не зря же к нему ажно из города приезжают хвори заговаривать да будущее с прошлым смотреть.

На грядках, гомоня, сновали черти. Одни мазали остатки репы сажей, а другие счищали ее наперегонки. Заметив Филиппа Егоровича, они с визгом разбежались, бросив измазанный черным горшок. Колдун выразительно посмотрел на Огньяра, но ничего не сказал – лишь качнул головой. Огньяр совсем приуныл. “Конечно, куда мне – такому бестолковому, – украдкой вздохнул он. – Даже чертей собственных обуздать не могу…”

Холодная ночь была окутана сотней звуков: совы, охотились на юрких мышей, лесные бесы летали меж разлапистых сосен, придорожные травы что-то шептали, клонясь под порывами ветра. Филипп Егорович шел неспеша, вглядываясь в темноту, то и дело поднимая фонарь повыше; порой останавливался и разглядывал что-то на земле. В один момент он обратился к Огньяру:

– Слышишь? Как будто из-под земли скребет.

Огньяр не слышал – а может, не мог распознать этот звук среди других, – но в груди тут же похолодело. До кладбища оставалось несколько минут ходьбы.

“На кой черт мы пошли ночью?!” – звоном раздалось в голове.

Филипп Егорович снова всмотрелся во мрак, где силуэтами-столбами раскачивались деревья.

– Спит ваш лесной Хозяин, как Иван на печи, – тихо проговорил он. – Оттого и нечисть разгулялась.

– Не знал, что лешие спят, – пробормотал Огньяр, силясь понять, как колдун это понял.

– Сами не спят. Усыпил кто-то.

Легче не стало.

Со стороны болот медленно потянуло туманом. Сырость пробирала до костей, и, несмотря на то, что оделся он хорошо, Огньяр начал дрожать. И когда из тумана вынырнули очертания могильных крестов, эта дрожь только усилилась. Огньяру пришлось сделать усилие, чтобы рука не дрожала, когда он указывал Филиппу Егоровичу на могилу Волемира. Огньяр не знал, чего ожидал увидеть после слов колдуна: вывороченные кресты? разрытые могилы? землю, пропитанную жертвенной кровью? Но ничего из этого не было. Лишь на кресте покачивался обрывок белого савана, а земля вокруг могил была испещерена птичьими следами. Они-то и привлекли внимание Филиппа Егоровича. Достав из кармана тканевый мешочек, он рассыпал по земле что-то белое, шевеля губами в заговоре. “Соль”, – догадался Огньяр. Крупные частички упали на землю – и замерцали в темноте красным, точно кровью налитые.

– Ты же знаешь, что это не птичьи следы, а кости обломанные? – посмотрел на Огньяра Филипп Егорович. – Осталось выяснить, кто тут ползает, не наш ли душегубец, – колдун внимательно огляделся. – Если могила не разрыта, значит, другой какой-то лаз есть. Ищи внимательно.