Читаем Как кошка смотрела на королей и другие мемуаразмы полностью

Об изъявлении нежности говорилось: «Плум нежно к Павлу прикорнул и даже в нос его лизнул» (это, как я теперь понимаю, «Плиш и Плум» Вильгельма Буша в переводе К. Н. Льдова, стихи из бабушкиного детства: она родилась в 1906 году).

Для выражения недоверия или неполного доверия к услышанному (ври больше!) использовались почему-то (в полном несоответствии с контекстом оригинала) куплеты Зибеля из оперы Гуно «Фауст»: «Расскажите вы ей, цветы мои».

Когда кто-то постоянно припоминал об указанной услуге и требовал благодарности, это называлось «тальма со стеклярусом» (я знала, что это из Горького, но не знала, откуда именно; оказывается, источник – «В людях»).

По поводу какого-то недосмотра или невнимательности бабушка обязательно цитировала крыловскую «Свинью под дубом»: «Когда бы вверх могла поднять ты рыло, тебе бы видно было…» (но, разумеется, она применяла это не к другим, а только к себе самой).

Демонстрация моего нового наряда встречалась пословицей «Подлецу все к лицу».

А легкое опьянение описывалось фразой «Кар-кар стал ворон напевать и на одной ноге скакать», которая у меня с детства проходила тоже по ведомству «как говорила моя бабушка». И только совсем недавно, когда я произнесла ее при одном коллеге, он страшно удивился, и я решила заглянуть в интернет. Выяснилось, что это не Агнивцев и не Саша Черный, а – неожиданно – пьеса Арбузова «Таня». То есть для бабушки-то вполне ожиданно, потому что она была большая театралка и помнила эту самую Таню в исполнении Бабановой.

Все эти фразы у меня долгое время шли под рубрикой «из бабушки», и их источниками я не интересовалась. Потом наконец решила поинтересоваться, и кое для чего, как видно из сказанного выше, источники нашлись.

Но далеко не для всего.

Фраза «Сначала мы под вас, а потом вы под нас», вероятно, из околокартежного фольклора, хотя карты бабушка не любила и играла максимум в подкидного дурака. А стихи, цитировавшиеся в случаях ложной тревоги: «Привезли его, обрили, дали койку и обед, / А потом установили: никакого тифа нет», – из времен Гражданской войны. Но откуда взялась фраза «У нас одно, у вас совсем другое, а разницы почти что никакой»? А не менее актуальная фраза «Он/она это делает не по злому умыслу, а по скудоумию своему»? Фраза «Я сначала сделаю, а потом подумаю, а то и вовсе не подумаю» выглядит принадлежащей какой-то легкомысленной героине романа – но какой? А из какого старинного романа заимствована фраза, так украшающая приятную встречу: «Маркиз снял шляпу и пополоскал ею в воздухе»? И, наконец, самое загадочное и многозначительное, говорившееся в качестве констатации, что нечто уже свершилось и ничего не изменишь: «Потом было прежде» – это откуда?

Я, конечно, не Эллочка-людоедка, но эти бабушкины фразы (причем особенно те, происхождение которых темно и загадочно) отлично пригождаются для описания самого широкого круга явлений. И я ими пользуюсь. А если меня спрашивают, откуда это, я отвечаю: «из бабушки».

Лохадейди

Но, конечно, самое потрясающее слово, которое я унаследовала от бабушки, причем не только я, но и она совершенно не понимали его настоящего происхождения, – это лохадейди.

В каждой семье есть какие-то слова и выражения, которые для членов семьи наполнены глубоким смыслом, а для посторонних бессмысленны и непонятны. Мой московский прадедушка Михаил Михайлович (изначально, конечно, Мендель) Бонар был часовщик на Остоженке. От него у меня остался восхитительный пинцет часовщика и рассказ бабушки, его дочери, о «лохадейди». Я с детства знала, что если в каком-то механизме ломается что-то непонятное, то это непонятное следует обозначать загадочным словом «лохадейди». По бабушкиному рассказу выходило так: прадедушка был очень неразговорчивый и с клиентами предпочитал не общаться. Общалась с ними прабабушка Вера Яковлевна, напротив, очень радушная и легко завязывавшая отношения с людьми (среди прадедушкиных клиентов было много артистов театра Вахтангова, и они приглашали прабабушку на спектакли, так что в результате, когда во время «Принцессы Турандот» кто-то из масок спрашивал у зрителей, сколько кто раз уже видел это представление, прабабушка оказывалась в числе чемпионов). Так вот, клиенты просили: «Вера Яковлевна, спросите у Михаила Михайловича, что сломалось в часах». Вера Яковлевна спрашивала, а Михаил Михайлович буркал в ответ: «Скажи им, что сломалось лохадейди». Ну, лохадейди и лохадейди. И я, и бабушка были уверены, что это просто отговорка-абракадабра. Мало ли на свете бессмысленных слов. Но слово-то оказалось отнюдь не бессмысленное.

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Ход королевы
Ход королевы

Бет Хармон – тихая, угрюмая и, на первый взгляд, ничем не примечательная восьмилетняя девочка, которую отправляют в приют после гибели матери. Она лишена любви и эмоциональной поддержки. Ее круг общения – еще одна сирота и сторож, который учит Бет играть в шахматы, которые постепенно становятся для нее смыслом жизни. По мере взросления юный гений начинает злоупотреблять транквилизаторами и алкоголем, сбегая тем самым от реальности. Лишь во время игры в шахматы ее мысли проясняются, и она может возвращать себе контроль. Уже в шестнадцать лет Бет становится участником Открытого чемпионата США по шахматам. Но параллельно ее стремлению отточить свои навыки на профессиональном уровне, ставки возрастают, ее изоляция обретает пугающий масштаб, а желание сбежать от реальности становится соблазнительнее. И наступает момент, когда ей предстоит сразиться с лучшим игроком мира. Сможет ли она победить или станет жертвой своих пристрастий, как это уже случалось в прошлом?

Уолтер Стоун Тевис

Современная русская и зарубежная проза