Александра Хоровиц из Колумбийского университета сомневается, следует ли вообще позволять людям заводить собак. Она спрашивает, можем ли мы воспринимать их именно
Если питомцы перестают соответствовать ожиданиям, мы от них отказываемся. Как-то раз в Колумбии мы с Сьюзи отправились в центр спасения кошек. Большинство животных оказалось там совершенно не по своей вине и не имело надежды выбраться. Люди сами их создали, а потом не нашли для них места. Самое печальное, что некоторых, например черных котов, отвергли исключительно из-за внешнего вида. В американские приюты каждый год сдают около шести с половиной миллионов собак и кошек – одно из каждых двадцати восьми животных. Причины разные: от проблемного поведения до перемен в образе жизни хозяев. Заведения бывают хорошие: в отделении Общества защиты животных от жестокого обращения (SPCA) в Сан-Франциско помещения для кошек украшены миниатюрными моделями городских достопримечательностей – верный признак переизбытка денег и человеческого энтузиазма. Любой, кто бывал в приюте, знает противоречивую смесь чувства власти и бессилия, которое там возникает. Ты можешь изменить жизнь одного животного, но по-настоящему изменить ситуацию невозможно. Всегда кто-нибудь останется и, вероятно, будет отвергнут ровно по тем же причинам, по которым его не взял ты. Не стоит тешить себя мыслью, что все приюты хорошие или что стресс во время перевозки не вызывает у животных сильного беспокойства. Усыпляют собак и кошек все реже, но лишь один штат – Делавэр – «победил убийства» в том смысле, что в приютах не проводят эвтаназию здоровым животным. В Калифорнии показатель теперь составляет сто тысяч в год, но штат нацелен довести его до нуля благодаря кастрации и стерилизации. Переполненные приюты по всему миру – грустный побочный эффект нашего желания заводить себе компаньонов.
Бывают и любимцы, которые настолько хороши, что мы хотим иметь их в двойном экземпляре. С 1990-х годов различные компании предлагают делать генетические копии. Данная технология была разработана для скота, где стимулирование определенных качеств преследует коммерческие цели, но – к отчаянию некоторых создателей – вскоре ее стали рекламировать за пределами этой сферы. В 2018 году Барбра Стрейзанд объявила, что клонировала свою пушистую собачку породы котон-де-тулеар по кличке Саманта и получила генетически идентичных близнецов. Она опубликовала их фотографию на могиле Саманты «в память о своей маме» и вывела на сцену в Гайд-парке.
Клонирование является логическим следствием нашей установки на контроль других животных. Мы ожидаем получить простую копию особи со всем ее воспитанием и опытом. Чтобы получить первую клонированную собаку, надо было оплодотворить сто двадцать три суррогатных матерей, и хотя с тех пор процедуру усовершенствовали, инвазивным процедурам по-прежнему подвергают множество собак. После родов, видимо, с большей вероятностью появляются осложнения, а некоторых клонов приходится вскоре усыплять. Техасская компания ViaGen, которая клонировала котон-де-тулеара Стрейзанд, утверждает, что произвела всего лишь «несколько сотен щенков». Одним из факторов здесь является стоимость: за клонирование собаки берут $50 тыс., за кошек – $35 тыс. Англичанка, которая выиграла конкурс на клонирование своей таксы в Южной Корее, написала на эту тему детскую историю – мои дочери прочтут ее над моим криогенически замороженным трупом. Как и в случае селекции, клонирование ставит наши собственные нужды выше интересов животных.
Контроль над жизнями собак дает нам в руки еще один обоюдоострый меч. Ближе к завершению моего пребывания в Сан-Франциско я услышал о Джоне Гончариве. Он работал инженером Google и участвовал в разработке голосового ассистента, а потом его осенило: пока компьютер станет настолько сложным, чтобы вести с человеком содержательные беседы, пройдет еще много лет. Поэтому, может быть, стоит начать с другого вида – собак.