Очень скоро наши отношения с семьей Папарис стали самыми теплыми. Мы наконец разобрались в сложной на первый взгляд системе родственных связей и отношений. Когда-то, давным-давно, донна Роза приехала в Америку с мужем и малолетней дочерью Марианной. На сбережения они взяли в аренду старую блинную во Флориде. Дела пошли хорошо. У четы Папарис родился Лаки – первый настоящий американец в семье. Дети росли, дело расширялось. Потихоньку мистер Папарис скупал землю и ссужал в долг. Когда пришло время Марианне выходить замуж, мистер Папарис вспомнил своего старого друга, оставшегося в глухой греческой деревушке. У того был сын, ровесник Марианны. Парня выписали из Греции, и он, окрыленный свалившимся счастьем, отправился в Америку. Он женился на Марианне, впервые увидев ее на свадьбе, а на следующий день был отправлен на кухню в должности салатника. С тех пор Бельмондо, а это и был тот деревенский парень, кухню не покидал.
Лаки, младший в семье, рос избалованным ребенком. В отличие от Марианны ему дали хорошее образование, он успел попутешествовать и всю жизнь всячески развлекался. Однако в конце концов и он должен был жениться на гречанке. Жену также выписали с родины предков. Олимпия оказалась послушной трудолюбивой девушкой и пришлась очень кстати на кухне, где орудовал Бельмондо.
Владения мистера Папариса ширились. Теперь он сдавал землю в аренду, выгодно вкладывая дивиденды. Одна за другой появились внучки. Сначала Олимпия родила Мишель, а вскоре Марианна подарила Бельмондо Лицу. Не успели девочки распрощаться с младенчеством, как решено было перебраться в Вирджинию, в туристический городок Вильямсбург. Блинную продали, купив ресторан «Вестминстер» и мотель «Джордж Вашингтон Инн», удачно расположенные у дороги. Лаки заведовал мотелем, а Марианна – рестораном. Но бизнес был семейным, поэтому после уборки комнат Олимпия помогала на кухне, а Бельмондо мог подменить кого-нибудь в мотеле.
Неподалеку выстроили два роскошных особняка из темно-красного кирпича в тон старинным зданиям Вильямсбурга. В особняках поселились Лаки и Марианна с семьями. Мистер Папарис с донной Розой жили в центре города в шикарном трехэтажном доме. За год до нашего появления мистера Папариса хватил удар, и теперь его жизнь обеспечивало множество шлангов, а передвижение – кресло-каталка. В семье этого патриарха звали Папсом.
Бельмондо и Олимпия были добры к нам. Каждый вечер они собирали для нас ужин: недоеденную печеную картошку, пару соусов и булочку. Бельмондо обожал шутить.
– Хочешь, покажу русскую фигуристку, Алекс? – обращался он ко мне.
– Хочу, – отвечал я. Тогда Бельмондо принимался порхать по кухне, неприлично суя в рот огурец. Я покатывался со смеху.
Однажды он специально сжег в духовке пару булочек, а потом подозвал меня и поинтересовался, дескать, что это?
– Как что? Сожженные булочки, – недоумевал я, подозревая подвох.
– Это яйца Киса! – ответил Бельмондо, и мы вместе хохотали до упаду.
– Тихо! – шипел Бельмондо, поглядывая на Киса, который зыркал в нашу строну, догадываясь, что шутят над ним.
Мы нравились грекам. Греки платили нам ненужными продуктами и банковскими чеками. В один прекрасный день на кухню зашла миловидная девушка с каштановыми волосами и в зеленом платье. Бельмондо хитро посмотрел на меня:
– Познакомься, Алекс, это Лица, моя дочь.
Супергерой Кис
Кис увлекался не только питьем химикатов, но и кунг-фу. Иногда на него что-то находило, и Кис делался героем боевика. Мытье посуды было для Киса борьбой со злом. Молниеносными движениями он смахивал объедки с тарелок.
Выдох.
Загонял новые партии посуды и приборов в клокочущую машину.
Вдох.
Выгружал раскаленные фарфор и серебро.
Выдох.
Расшвыривал все по полкам.
Выдох. Вдох. Выдох. Вдох.
Кис обожал Брюса Ли.
– Брюс Ли – мой кумир! – как-то поделился он со мной, когда в особо тяжелый пятничный вечер мы боролись с грудами грязных тарелок бок о бок.
– Когда работаешь с кипятком, парень, перестаешь чувствовать боль, – говорил Кис, пронося мимо стопку раскаленных тарелок только что из мойки. Стоило отвернуться, как Кис с грохотом ставил тарелки и дул на пальцы.
После закрытия мы по очереди мыли пол. Любой бы просто возил шваброй по кафелю, только не Кис. Его мускулы заранее начинали перекатываться. Наконец он хватал швабру и тыкал ею в ведро, словно копьем. Затем Кис выбрасывал швабру вперед.
Выдох.
Подбирал к себе.
Вдох.
Он отжимал швабру с такой же со страстью, как если бы сворачивал шею поверженному дракону.
Потом мы вместе волокли на улицу переполненные мусорные баки. Во дворе стоял огромный контейнер. Кис вскакивал на него и буквально отрывал крышку. Перед ним был злобный тигр, которому Кис разрывал пасть.
Вздерните его