Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России

Выбрав для себя в тот момент позицию чистых технократов, мы исходили не только из трезвой оценки своих сил и скромных политических возможностей, но и из той решающей роли, которую играл президент Ельцин. Только его высочайший политический авторитет, популярность и одновременно решимость мужественно взять на себя огромный груз ответственности за непопулярные экономические меры позволили нам относительно спокойно заниматься практическими вопросами реформирования экономики. Это уже позже имя Гайдара стало чуть ли не нарицательным при характеристике экономической политики, и именно с ним стали ассоциироваться многие отрицательные последствия реформ и связанные с ними непопулярные меры. Более того, последствия многих решений, принимавшихся уже после его ухода из правительства, в сознании людей по-прежнему связываются с именем Гайдара. Это смещение исторической памяти по-своему символично и в чем-то даже лестно для нас. Ведь оно говорит о том, что созданный гайдаровской командой задел в стратегии и тактике реформ оказался настолько значительным, что и спустя годы после ее ухода именно на нем базируется дальнейшее формирование экономической политики.

Правда, для меня лично подобная долгая историческая память людей однажды имела негативные последствия. В 1998 году к моему сорокапятилетию группа коллег представила меня к получению звания «Заслуженный экономист Российской Федерации». Представление, как и положено по процедуре, подписали руководители всех профильных министерств и мэрии Москвы. Оставалось довольно формальное решение Комиссии по государственным наградам при президенте. К моему несчастью, документы долго ходили по инстанциям и попали на заседание этой комиссии через несколько дней после печально известного дефолта августа 1998 года. Единодушно присвоив искомое звание кандидатам из числа старших экономистов колхозов и совхозов, коммерческих директоров предприятий и ученых, мне комиссия отказала, мотивируя это именно разразившимся финансовым кризисом. Мои удивленные защитники резонно спросили: а какое отношение имеет Андрей Нечаев к сегодняшнему кризису, если он ушел из правительства почти за пять с половиной лет до него? Ответ был примерно такой: это они с Гайдаром породили нынешнюю систему и несомненно, что до сих пор влияют на экономическую политику.

Однако на первом этапе вся тяжесть непопулярных решений легла на плечи президента. То, что он отстаивал наше правительство, защищал его всем своим непререкаемым по тем временам авторитетом, не просто облегчало нашу задачу, но и стало фактически главным условием начала реформ. Увы, наши намерения отгородиться от политики при осуществлении экономических реформ были весьма наивны.

Придя в правительство, чтобы профессионально заниматься экономикой, наша команда достаточно быстро оказалась невольно втянутой в большую политику. Жизнь показала, что укрыться от нее за чьей-то спиной, какой бы широкой и мощной она ни была, невозможно. Я уже рассказывал о том, что буквально в первые недели работы в правительстве мне пришлось столкнуться с политическими коллизиями при решении вопросов экономических отношений с регионами. Политические реалии очень скоро стали все настойчивее вмешиваться в наши «чисто экономические» действия. И политически неискушенная экономическая команда далеко не сразу научилась трезво оценивать эти реалии, правильно и своевременно реагировать на них, при необходимости срабатывая на опережение.

Политический реванш партийно-советской номенклатуры

Сегодня можно с сожалением констатировать, что не только мы, но и наши политические опекуны во многом оказались тогда не на высоте положения.

Политическому окружению Ельцина тоже потребовалось время для взросления. Мне кажется, что охватившая тогда общество, да и руководство России, эйфория, вызванная победой над коммунизмом, провалом путча, роспуском компартии, помешала вовремя почувствовать угрозу политического возрождения и сплочения консервативных сил. Новая российская власть не проявила твердости в борьбе с наследием прежней тоталитарной системы. Иногда явно присутствовала переоценка собственных сил, эдакие шапкозакидательские настроения.

Я помню, что многие представители «Демократической России», в частности ее сопредседатель Галина Васильевна Старовойтова, предлагали провести какой-либо вариант закона о люстрации по отношению к бывшим партийным аппаратчикам и руководящим сотрудникам спецслужб, что, кстати, было сделано в довольно жесткой форме почти во всех восточноевропейских странах и бывших советских республиках Прибалтики. Однако Ельцин эту идею не поддержал. Дело, на мой взгляд, было не в его личном партийном прошлом. Мне кажется, что он просто внутренне испытывал некоторую неловкость в связи со своей решающей ролью в развале КПСС и особенно в распаде СССР.