Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России

В ходе этого противостояния нам удался еще один ход, направленный непосредственно против Хасбулатова и поставивший его в крайне неловкое положение. Впрочем, виноват в этом был только он сам. Давая ранее интервью итальянской газете «Репубблика», Хасбулатов позволил себе явные оскорбления в адрес членов правительства. «У меня, – сказал он, – откровенное презрение к таким людям, как к червякам». Особенно досталось при этом Шахраю, имя которого вообще было использовано как нарицательное. Депутаты-демократы подняли этот вопрос на съезде. Шахрай обещал подать в суд. Оправдываясь, Хасбулатов утверждал, что он ничего подобного не говорил. Однако команде Бурбулиса удалось через знакомых журналистов достать кассету с записью интервью. Ее прокрутили по телевидению: в интервью звучали именно такие слова. Хасбулатову пришлось выкручиваться и отнекиваться, что он делал крайне неловко.

Тем временем консультации начались, правительство вернулось в зал, и тут на очередном заседании явно раздосадованный, но еще продолжающий уповать на силу съезда Хасбулатов совершил очевидную ошибку, давшую возможность правительству окончательно переломить ситуацию.

Спикер делал вид, что ничего особенного не случилось, никакой сенсационной отставки правительства не было. По инерции он накалял среди депутатов атмосферу торжествующего упоения властью и своим могуществом, демонстрируя вызывающее высокомерие и всячески подчеркивая подконтрольность правительства. И когда кто-то из более осторожных и трезвомыслящих депутатов в очередной раз призвал постараться найти компромисс с правительством, Хасбулатов разразился поучительно-покровительственной тирадой насчет того, что нечего реагировать на нервные демарши правительства, которое должно привыкать к критике. «Съезд, – вещал спикер, – это сложный организм, тут говорят неприятные вещи, а правительство впервые столкнулось с реальной серьезной критикой». Финал этой речи звучал так: «Ну, ребята растерялись». А после этого уже в откровенно оскорбительном тоне было заявлено: «Нечего пугать нас своей отставкой. Кто вас назначал, тот пусть вашу отставку и принимает». Хасбулатову иногда было свойственно некоторое накручивание себя самого, которое и подвело его на этот раз. После этих слов Хасбулатова по сигналу Бурбулиса все правительство в полном составе встало со своих мест и вышло из зала. Внешне это был кульминационный момент съезда. Впоследствии эти кадры на протяжении многих лет неоднократно повторяли в разных телепередачах.

Кстати, у меня по этому поводу чуть не случился мини-конфликт с дочкой. Она, как и вся страна, смотрела эту сцену по телевизору и увидела, что все члены правительства пошли налево, а я – направо. Она позвонила мне и возмущенно спросила, неужели я остался в зале. Мне с трудом удалось ее разубедить, объяснив, что я сидел в первом ряду, а мой портфель остался где-то в третьем, и я всего лишь пошел забрать его и вышел через соседнюю дверь.

Позже мне приходилось слышать какие-то фантастические версии насчет того, что нашим уходом дирижировала сидевшая где-то на балконе Елена Боннэр. В действительности же команду подал Бурбулис, больше других раздосадованный и хамством Хасбулатова, и своей скорой отставкой из правительства. Его уход был одним из главных требований оппозиции по части персоналий. И президент, пытаясь умиротворить оппонентов, в конце концов пошел на этот шаг, сохранив, однако, за Бурбулисом должность государственного секретаря. Правда, теперь это был не государственный секретарь России, поскольку такой должности в Конституции не было, а госсекретарь при Президенте России. Такая метаморфоза даже позволила кому-то из депутатов с трибуны съезда зло пошутить, что если президенту так дорог Бурбулис, то нужно перестать изобретать для него новые должности, а сразу ввести указом должность: «Бурбулис при Президенте Российской Федерации». Возможно, Геннадий Эдуардович еще был удивлен и раздражен неожиданной самостоятельностью, проявленной накануне его подопечными с этой самой отставкой.

Сам этот сигнал к внешней конфронтации попал на подготовленную почву. К этому моменту мы уже почувствовали свою политическую силу и свою значимость, поняли, что мы в состоянии сами принимать ответственные политические решения и влиять на ход событий. Последовавшие за нашим уходом бурные события в зале, когда Хасбулатов был атакован представителями демократических фракций, фактически согнавшими его с трибуны, окончательно изменили ситуацию. А мы еще «поддали жару», заявив тут же в кулуарах съезда многочисленной прессе, что спикер сорвал наметившийся компромисс и теперь должен лично нести ответственность за возможный политический кризис в стране. Практически тут же команда Хасбулатова резко дала обратный ход, почувствовав, что настроение среди депутатов качнулось в нашу сторону. Съезд увидел, что он имеет дело не с мальчиками для битья, а с правительством, готовым за себя постоять. К этому времени и Ельцин недвусмысленно заявил, что не даст правительство в обиду.