Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России

Мы рассказали о своих планах и идеях. Выслушали и советы, и немало претензий и критических высказываний. Что-то брали на заметку. На какие-то вопросы пытались сразу ответить. Но появившиеся тогда в некоторых газетах сообщения о том, что поездка правительства сопровождалась массовой «раздачей слонов» и что в результате встречи Гайдар подписал чуть ли не всем ее участникам какие-то эксклюзивные льготы и разрешения, были абсолютной уткой.

После встречи Каданников показал нам завод, продемонстрировал ставившуюся тогда на конвейер «десятку», которую правительство помогало в пределах имевшихся возможностей запустить в производство: давало инвестиционные кредиты, включало ВАЗ в иностранные кредитные линии. Это отнюдь не было платой за какую-то политическую лояльность. Мы понимали, что ВАЗ занимает в экономике страны особое место, являясь одним из структурообразующих предприятий. Было очевидно, что ему необходимо сделать рывок вперед в развитии производства, добиться конкурентоспособности своих автомобилей на мировом и на российском рынке, открывшемся к тому времени для западной техники.

Я невольно сравниваю нашу позицию с последующими действиями российского правительства, включая нынешнее, по поддержке автопрома. При наших предельно скудных возможностях мы старались помочь автозаводам перестроиться, технологически и экономически обновить производство, оставляя их при этом в поле конкурентной борьбы. В последующие годы над ними все чаще раскрывали защитный зонтик в виде повышенных, а иногда запретительных пошлин на конкурирующий импорт зарубежных автомобилей, налоговых и иных льгот. В отсутствие жесткой конкуренции отечественные автопроизводители все больше отставали от зарубежных компаний по соотношению «цена-качество». Если в годы благоприятной внешнеэкономической конъюнктуры, обеспечивавшей быстрый рост доходов населения и, соответственно, спроса на автомобили, наши автогиганты как-то поддерживали свой сбыт, то с наступлением кризиса в конце нулевых все они оказались на грани банкротства.

В конце встречи с директорами был, как принято, организован небольшой банкет, на котором Гайдар произнес запомнившийся мне тост. Он сказал, что многие говорят о «красных директорах» и их конфликте с правительством, о противоречиях между нами и директорским корпусом. Но в действительности, говорил Гайдар, есть директора, которые просто растерялись в новой ситуации, не сумели к ней приспособиться, просят подачек и всяческой защиты. А есть руководители, которые, несмотря на все трудности, ищут свою дорогу, пытаются перестроить производство в соответствии с требованиями рынка. С такими людьми нам по пути, и мы будем им по мере своих возможностей помогать. Иными словами, нет никакого всеобщего противоречия между правительством реформ и директорами, а есть противоречие между теми, кто ищет решения, и теми, кто растерялся, опустил руки и хочет жить по старинке.

Мы не просили у директоров какой-то явной поддержки на предстоящем съезде, хотя и не скрывали, что съезд этот будет для правительства большим испытанием. Для нас прежде всего был важен чисто политический эффект нашей поездки в Тольятти. И эта встреча, несомненно, была важным моментом в развенчании тезиса о глобальном противостоянии директоров и правительства и демонстрировала надуманность претензий Союза промышленников и предпринимателей и «Гражданского союза» на монопольное представительство интересов директорского корпуса. Кстати, некоторые из присутствовавших на встрече директоров входили в этот «Союз», но не были согласны с его оппозиционной и даже конфронтационной линией.

Той же бурной политической осенью состоялся Конгресс российской интеллигенции, носивший достаточно явно выраженный политический характер. Многие из нас приняли в нем участие. На Конгресс пришел Ельцин. Там выступали Козырев, Гайдар, Филатов. Я тоже выступил с весьма взволнованной речью. Говорил, помнится, об опасности наступления оппозиции, об угрозе для экономических реформ со стороны консервативных и неокоммунистических сил, о необходимости консолидации сторонников реформ. Еще я сказал о том, что нельзя отдавать нашим противникам тему патриотизма. Я выдвинул тогда тезис, что истинный патриотизм – это не спекуляции на идеях российской исключительности, особого пути и неприемлемости для России мирового экономического опыта, а, напротив, активная работа по рыночному реформированию экономики с целью создания условий для экономического процветания страны и ее интеграции на равных в мировое хозяйство. Готов подписаться под этими словами и сейчас.

Часто приходилось мне и некоторым моим коллегам выступать на собраниях «ДемРоссии» – нашего традиционного и надежного союзника.

Однако все это были преимущественно разовые, разрозненные акции со стороны правительства, важные, но не слишком эффективные. Да и реальные возможности и влияние структур, на которые мы пытались опереться, к сожалению, были слишком ограниченны. Политическая инициатива тогда в целом была за нашими противниками.