Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России

Первые раскаты грома прозвучали в начале октября, когда деятельность экономической команды правительства была подвергнута президентом острой критике в его выступлении на заседании Верховного Совета. В этом выступлении Ельцин заявил о поддержке ряда направлений реформы, потребовав их дальнейшего ускорения. Он отметил, в частности, необходимость активнее проводить широкомасштабную приватизацию, стимулировать конкуренцию за счет акционирования государственных предприятий, развития предпринимательства, проведения антимонопольной политики, подчеркнул важность повышения темпов в осуществлении земельной реформы. И в то же время в чрезвычайно резкой форме Борис Николаевич раскритиковал деятельность правительства в целом и ряда его министров, особенно мою, Александра Титкина и Петра Авена. На правительство была возложена значительная доля ответственности за обострение проблемы денежной наличности и рост взаимных неплатежей. Было сказано, что спад производства вопреки прогнозам носит не структурный, а общий характер. В целом было заявлено о необходимости серьезной корректировки реформ. Причем это уже звучало не как требование оппозиции, а как точка зрения самого президента.

Никогда еще критика нашего правительства со стороны Ельцина не была столь откровенной и резкой. Она была болезненна еще и потому, что далеко не во всем упреки президента были справедливы. Они во многом прямо повторяли позицию того же «Гражданского союза»: «рынок – не самоцель», «слишком много макроэкономики в ущерб решению конкретных человеческих и хозяйственных проблем, то есть микроэкономики». Правда, сам Ельцин очень быстро намекнул нам, что критическое выступление на заседании Верховного Совета было для него в известной мере политическим ходом. Ему важно было показать, что оценка подконтрольных ему министров является прерогативой президента, а не парламента и что только в его воле решать, быть им в правительстве или нет. Президент дал нам понять, что при всей жесткости прозвучавших в его выступлении оценок идти на разрушение команды реформаторов он отнюдь не намерен. Мне лично он сказал об этом уже через несколько дней при нашей встрече в Бишкеке, где 9 октября 1992 года проходила встреча глав стран СНГ по экономическим проблемам. Я участвовал в ее подготовке и был включен в состав делегации.

Ельцин, встретившись там со мной, всячески меня ободрял. Проделал это Борис Николаевич с присущим ему артистизмом и с элементами работы на публику. Члены делегации встречали его у входа в отель, где нас разместили. Увидев меня, президент подошел и сказал: «Ну что, обиделся? Поди, сразу уходить собрался?» При этом президент довольно точно, хотя и утрированно изобразил мою слегка покачивающуюся походку, вызвав смех зрителей. «Не обижайся, – добавил Ельцин. – На президента нельзя обижаться. Лучше я тебя покритикую, чем оппозиция потребует твоей отставки. В общем, работай спокойно». По-своему это был мой звездный час. Наблюдавшая всю сцену государственная делегация, включая ближайшую челядь президента, ненадолго записала меня в любимцы Ельцина, почти в потенциальные преемники. Потом у меня состоялся разговор с президентом уже тет-а-тет примерно в том же ключе. В общем, вернулся я из Бишкека почти триумфатором.

Тем не менее неприятный осадок от разноса, учиненного президентом, конечно же остался. Тут следует учитывать, что значила тогда для нас фигура Ельцина, с каким почтением мы относились к каждому слову этого человека, мужественного бросившего весь свой авторитет на поддержку наших первых реформаторских шагов. Вообще надо сказать, что с нашей стороны отношение к Ельцину, особенно на первом этапе, носило характер, я бы сказал, легкого обожания. Я здесь, быть может, несколько отвлекаюсь от темы, но не могу не сказать о действовавшем на нас удивительном обаянии его личности. Конечно, он тогда еще был другим, по сравнению со второй половиной 90-х, более динамичным, менее забронзовевшим.

В последний раз я близко видел Бориса Николаевича Ельцина в роли президента как раз сразу после его отставки. Это было в Иерусалиме на праздновании 2000-летия христианства, куда уже объявивший о своем уходе Ельцин прилетел тем не менее как бы в ранге президента. Он произвел на меня впечатление тяжело больного, глубоко уставшего и равнодушного ко всему человека. Правда, оказавшись через несколько лет рядом с Борисом Николаевичем на VIP-трибуне теннисного матча, я вновь увидел живого, азартного, активного человека. Отдых явно пошел ему на пользу в человеческом плане.