Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России

А в начале 90-х, если Ельцин хотел оказать кому-то знак личного расположения, то устоять против его обаяния было очень трудно. Борис Николаевич, никогда не позволяя себе в отношениях с нами ни каких-то вольностей, ни излишней доверительности, умел создать особую легкую атмосферу контакта с работавшими с ним людьми. Я вспоминаю, например, самое первое заседание правительства, которое проводил президент. Оно, как и все другие заседания после переезда из Белого дома, проходило в бывшем зале заседаний Политбюро ЦК КПСС на Старой площади, на пятом этаже. Кстати, в то время обстановка там была более демократичной, чем сейчас в Белом доме. Еще не существовало специальных пропусков на этот этаж, требовавшихся помимо общих пропусков на вход в само здание.

Мы все собрались, вошел Борис Николаевич, обвел помещение глазами и сказал: «Давненько я здесь не был». Потом добавил, что многое пришлось ему пережить в этих стенах и что сейчас ему как-то даже странно видеть тут совсем другие – молодые лица. Еще он спросил, не боимся ли мы того гигантского груза ответственности, которая ложится на наши плечи. А когда мы бодрыми и звонкими голосами ответили, что знаем на что идем и готовы к этому (как сейчас я понимаю, это было смелое допущение), он сказал: «Ну что же, рад видеть такое молодое и смелое правительство, давайте будем работать». И у нас как-то сразу установилась очень искренняя и простая атмосфера тесного делового сотрудничества. Ельцин всячески старался вселить в нашу команду чувство уверенности, ну а мы, прямо могу сказать, из кожи вон лезли, чтобы оправдать его доверие. Когда на заседании правительства мы видели, что президент воспринимает наши аргументы или слышали от него похвалу за подготовленные решения, то искренне ощущали это как высшую награду. И наоборот: любой его упрек повергал нас в крайнее уныние.

Эти наши эмоции были тем более понятны, что в то время президент отнюдь не ограничивался отеческой опекой, вовсе не передоверял нам полностью руководство реформами, отстраняясь от их повседневной реализации. Было бы совершенно неверным думать, что он играл в правительстве реформ роль свадебного генерала, механически подмахивая готовые бумажки, ложившиеся ему на стол.

Ельцин стремился активно вникать в наши конкретные решения, хотя ему нелегко давались макроэкономические премудрости. Совершенно искренне могу констатировать, что, не обладая специальной экономической подготовкой, президент, благодаря своей природной интуиции и цепкости ума, не только довольно быстро схватывал суть сложных экономических идей, но и нередко вносил ценный вклад в их проработку, не говоря уже о его умении предвидеть возможные политические последствия их реализации. Обеспечивая политическое прикрытие реформ, Ельцин старался, по крайней мере вначале, очень бережно относиться к своей команде молодых экономистов, не предъявляя нам излишних упреков за некоторые проявления чрезмерного радикализма. Но это отнюдь не было каким-то полным и благодушным согласием с нашими действиями. Иногда нам приходилось сталкиваться и с его острой критикой. Он вообще умел не только расположить к себе, но и при необходимости весьма недвусмысленно выразить свое недовольство. Когда это случалось на заседании правительства, в зале возникала буквально предгрозовая обстановка, глаза, что называется, страшно было поднять.