Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России

Сама по себе негативная оценка президентом масштабной раздачи кредитов была правильной. Только я не имел к этому никакого отношения. Когда я робко указал на данный факт, Президент строго спросил: «Но вы знали, в каких масштабах раздавались кредиты?» Я искренне ответил, что лишь приблизительно, поскольку это прерогатива Центрального банка. Тут президент со свойственной ему иногда театральностью разыграл целую мизансцену. Смысл его возмущенной тирады был примерно таков: что же такое делается в стране, если министр экономики не знает, сколько кредитов раздал Центробанк!

Что Центробанк подчиняется Верховному Совету, а совсем не министру экономики и отчитываться перед ним вовсе не обязан, президент предпочел забыть или умолчать.

Скрытый смысл обвинений был понятен. В стране начался инфляционный всплеск. Гайдара уже нельзя было обвинить в этом. А «крайний», причем заметный, президенту был нужен, и он его назначил.

Меня еще неприятно поразило на том заседании, что в мою поддержку, несмотря на нелепость основных обвинений, не выступил Борис Федоров, формально курировавший в качестве вице-премьера Министерство экономики. Думаю, что причина была не в боязни навлечь и на себя гнев президента. Борис был не из пугливых. Как я потом понял, у него были свои мотивы не вставать на мою защиту. Дело в том, что в тот момент, проработав в правительстве уже полтора месяца, он частично оставался генералом без армии. По должности Федоров был заместителем председателя правительства, который курировал его экономический блок, то есть и меня. Но я-то к тому времени отработал в правительстве пятнадцать месяцев, уже «вошел во власть», владел всеми рычагами. Другой его подконтрольный министр – глава Минфина Василий Барчук – тоже был человеком весьма самостоятельным. Мы привыкли выходить напрямую на премьера: сначала на Гайдара, потом на Черномырдина. Поэтому Борис невольно чувствовал себя немножко отстраненным от дел и слегка обижался, хотя ни я, ни Барчук свою независимость напоказ никогда не выставляли. Тем не менее курировать двух ключевых министров, которые напрямую контактируют с премьером, давно владеют ситуацией, которых знают в регионах и на предприятиях, которых в значительной степени слушаются отраслевые министерства, Федорову было непросто. Видимо, у Бориса тогда уже внутренне созрело решение, что он должен взять на себя Минфин (что вскоре и случилось), чтобы иметь нормальный рабочий аппарат, и одновременно максимально урезать права и функции Министерства экономики, получив таким образом возможность реально командовать и полностью контролировать ситуацию. А в случае со мной такой вариант реализовать было крайне тяжело, потому что я был все-таки «ветеран движения», а он, при всем уважении, не стоял у истоков радикальной социально-экономической реформы. И он внутренне был готов меня, как говорится, сдать, не имея никаких претензий ни ко мне, ни к Министерству экономики, а просто для того, чтобы получить реальную власть.

Критика президента в мой адрес не прошла незамеченной в российской и зарубежной прессе. При этом тон публикаций был, скорее, в мою пользу. Например, одна крупная германская газета[3] писала 6 февраля 1993 года в статье, так и озаглавленной «Критика Ельциным министра Нечаева», что Ельцин в очередной раз подверг критике министра экономики Нечаева из-за его частичных ошибок в экономике в 1992 году. Газета отмечала, что Ельцин обвинил (и это было правдой) Министерство экономики и Центробанк в том, что они реализуют различные программы и проиграли в борьбе с инфляцией. Дальше газета совершенно справедливо указывала, что это попытка президента дистанцироваться от острых проблем (так даже назывался подзаголовок в статье: «Попытка президента дистанцироваться»). Авторы статьи делали затем довольно своеобразный вывод. Они писали, что «попытка президента уйти от ответственности и перенести ее на Нечаева является хорошим знаком, поскольку министр экономики относится как раз к тем, кто критиковал свободную выдачу кредитов Центральным банком и тот факт, что этот орган контроля за финансами ответственен не перед правительством, а перед парламентом». Далее газета продолжала, что хотя Ельцин критиковал также и Геращенко за решение выдать 3,5 триллиона рублей кредитов, но главным объектом его стратегического и популистского недовольства однозначно был Нечаев, который, однако, впоследствии мужественно выступил перед прессой и говорил среди прочего о сокращении дотаций сельскому хозяйству, угольной и пищевой промышленности.