Начатая весной 1994 года спецоперация по поддержке пророссийских сил в Чечне вначале шла под лозунгом «Ни одного русского солдата, ни одного русского выстрела на территории Чечни» и долго была на периферии общественного сознания. Но крайне рискованное и по итогам катастрофическое решение послать российских военнослужащих на штурм Грозного в ноябре 1994 года, закончившийся их трагической гибелью, вызвали взрыв возмущения. Ельцин надеялся провести короткую победоносную войну, чтобы войти в выборный цикл следующего года в ореоле победителя, а получил позорную кровавую бойню на территории России.
Состояние армии и ее потери, разрушение мирных городов, обезумевшие от горя матери, провалы в Буденновске и Первомайском, критические оценки мониторинга ОБСЕ – все это лишило власть образа демократии западного типа. На эти решения демократы повлиять уже не могли и даже публично протестовали против них, но чеченская война вышла им боком из-за сохранявшейся у широкой публики иллюзии, что Ельцин и его окружение представляют демократический лагерь.
Серьезной ошибкой с политической точки зрения стали так называемые залоговые аукционы, проведенные ради поддержки Ельцина на выборах 1996 года крупным бизнесом.
Справедливости ради нужно отметить, что в рамках залоговых аукционов было приватизировано лишь 12 компаний, многие из которых находились в полубанкротном состоянии. Однако сомнительность процедур залоговых аукционов дала повод критикам реформ говорить о бесплатной раздаче лучших кусков российской промышленности и на многие годы сделала эти аукционы символом несправедливости приватизации. «Миллиардерами по блату» стали несколько бизнесменов-банкиров, в дальнейшем кичившихся своим богатством и возможностями, своей близостью к президенту и мэру Москвы. За что получили групповое прозвище «семибанкирщина», а позднее – «олигархи».
До этого, по крайней мере у центральной власти, сохранялась репутация людей, может быть, и недостаточно умелых и опытных, но честных. Залоговые аукционы вкупе со скандалом вокруг получения денег их организаторами от бенефициаров (так называемое «Дело писателей») эту репутацию во многом подорвали. Немало сил и с большим успехом приложили к дискредитации демократических лидеров телеканалы, находившиеся под контролем Гусинского и Березовского, недовольных итогами последнего аукциона по компании «Связьинвест».
Последний тяжелейший удар по остаткам демократической власти нанес дефолт в августе 1998 года и последовавший за ним глубокий финансовый кризис. Хотя реально он стал результатом неспособности политически слабого правительства при терявшем дееспособность президенте противостоять популизму контролируемой коммунистами и их союзниками Госдумы. Оно пошло по пути создания рухнувшей в итоге финансовой пирамиды госдолга для финансирования принимавшихся Думой нереалистичных бюджетов. Но вина за кризис легла в сознании народа полностью на демократов и либералов. Общественное мнение частично связало это и с немотивированной отставкой опытного Черномырдина, с назначением вместо него Сергея Кириенко – человека профессионального и умного, но неопытного и неавторитетного. Эти кадровые решения выглядели в глазах публики блажью все дальше уходившего от реальности президента и интригами его ближайшего окружения, получившего неформальное название «Семья».
Тяжелый удар по жизненному уровню породил в людях запрос на стабильность. До этого народ стоически терпел тяготы и лишения реформ: голосовал на референдуме в их поддержку, адаптировался к новым условиям, в целом отказывал в поддержке левым радикалам и реваншистам. После кризиса 1998-го готовность «разменять свободу на колбасу и стабильность» резко выросла.
Далее последовали нападение ваххабитов из Чечни на дагестанские аулы, взрывы осени 1999 года в Буйнакске, Волгодонске, Москве и интенсивная кампания нагнетания страха в связи с этими взрывами. Запрос на стабильность дополнился запросом на безопасность.
В такой ситуации окружение президента приняло решение о передаче власти преемнику, на роль которого после неудачного эксперимента с Сергеем Степашиным выбрали Владимира Путина. Все это было уже далеко от демократии.
К концу правления Ельцина российская элита не хотела подчиняться демократическим ограничениям, а народ не имел привычки и желания подчинить элиту своей воле и заставить ее этим ограничениям следовать.
Путин предложил обществу привычный российскому менталитету компромисс: я вас защищу и повышу жизненный уровень, а вы не лезьте в государственные дела. Это теперь только мое дело. Народ это принял и избрал его.