Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России

Действительно, с абстрактной точки зрения преимущества такой последовательности реформ неоспоримы. Гораздо привлекательнее сначала демонополизировать экономику, создать эффективного собственника, заставить его действовать в конкурентной среде, а затем либерализовать цены. Причем в этом случае можно отпустить их все и сразу и быть уверенным, что выше определенного предела они не прыгнут. Им этого не позволят законы свободного рынка и механизмы конкуренции. Правда, и с точки зрения теории в такой постановке вопроса есть большой изъян. В отсутствие свободных цен этот самый собственник (точнее – производитель) не получает от рынка адекватные сигналы, главными из которых и являются складывающиеся на нем цены.

Эти дискуссии чрезвычайно интересны в рамках академического семинара. К сожалению, мы не могли абстрагироваться от одной досадной мелочи: от реального положения российской экономики, каждодневное ухудшение которого требовало радикальных мер.

Приватизация, в силу чисто объективных причин, – процесс длительный. К тому же между формальной приватизацией и возникновением действительно конкурентной среды, появлением подлинно эффективного собственника проходят годы. Как показал реальный ход изменений в российской экономике, даже наша так называемая обвальная приватизация, обязанная своими сверхвысокими темпами в том числе административному гению и особой напористости Анатолия Чубайса, потребовала нескольких лет. И до сегодняшнего дня мы еще не можем говорить о завершении демонополизации экономики и создании полностью рыночной конкурентной среды.

К сожалению, сейчас процесс развивается скорее в обратную сторону в силу взятого курса на огосударствление экономики. Поэтому в конце 1991 года рассчитывать на то, что мы сможем исподволь готовить экономику к либерализации цен, не приходилось. Мы вынуждены были действовать в условиях крайне жесткого лимита времени. Этот прессинг времени усугублялся и состоянием общественных настроений. Запас терпения населения был уже на исходе. Он был, по сути дела, исчерпан многолетними горбачевскими разговорами об экономической реформе, фактически не подкреплявшимися реальными переменами и приводившими лишь ко все большему развалу экономики. Люди устали от ожидания и бесконечных заверений прежних правителей о вот-вот начинающихся реформах, остававшихся не более чем заявлениями о намерениях.

Провал августовского путча и обретение Россией реальной самостоятельности дали россиянам новый импульс надежды. Но кредит доверия, предоставленный ими новой власти, требовал от нее быстрых и радикальных шагов. В противном случае капитал массового доверия к руководству России грозил растаять, окончательно лишив общественной поддержки идею экономических преобразований.

Возвращаясь к приведенному выше теоретическому спору, нельзя не привести еще один аргумент в пользу опережающей по отношению к приватизации либерализации цен. Когда приватизация проводится в таких странах, как Англия или Франция, где время от времени приватизируются крупные, но малоэффективные государственные компании, то это происходит в рыночной среде. У них уже действуют рыночные механизмы, и инвестор, собирающийся приобрести такое предприятие, может руководствоваться рыночной логикой и информацией, позволяющей ему объективно оценить реальное положение дел, спрогнозировать перспективы вложения денег в это предприятие.

У нас же, если бы мы поставили во главу угла приватизацию, потенциальные инвесторы были бы лишены возможности принятия таких осознанных решений. Какую бы отрасль советской экономики мы ни взяли, нигде нельзя было всерьез спрогнозировать реальные экономические перспективы того или иного предприятия, оценить, какими будут его экономические показатели после того, как перестанут искусственно сдерживаться цены на используемые им сырье и энергию и исчезнет занижение или, напротив, завышение цен на многие потребительские товары.