Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России

Нашим представителем там был Владимир Машиц, впоследствии министр по делам СНГ. Выглядело это одновременно и забавно, и грустно: все сидят, что-то обсуждают, придумывают, а Машиц чаще молчит. В конце концов дело доходит до голосования. И поскольку все «придумки» должны были, как правило, воплощаться в жизнь за счет России, участники обсуждения с удовольствием говорят: «Да». И тогда Машиц своим тихим интеллигентным голосом говорит: «Россия против». После этого обсуждение теряло всякий смысл. Российское «нет» перечеркивало все замыслы республик, так как денег у них почти не было или они не хотели с ними расставаться ради общего блага, и все строилось в расчете на Россию. Иван Степанович был очень этой ситуацией недоволен.

В отношениях с бывшими союзными республиками бывало всякое. Допускали мы и разные благоглупости, например приняли решение о запрещении вывоза из России продовольственных товаров. Документ в чисто советском духе: каждый выезжающий мог провезти с собой только какую-то мелочь типа пачки сигарет, куска мыла и еще что-то подобное. Я недавно случайно наткнулся на этот перечень и очень посмеялся: что и от кого мы хотели этим защитить? Ведь дело было не в том, сколько мы разрешали брать с собой или отправлять по почте. Со страху, от ужасающего состояния внутреннего рынка в тот момент, мы не учли, что после либерализации цен их уровень в России окажется существенно выше, чем у соседей, а потому ни одному нормальному человеку не придет в голову что-то вывозить в больших объемах. Таким образом, потребительский рынок будет как бы защищен сам собой.

Конечно, мы тоже были детьми своего времени, хотя существовал опыт Прибалтики, которая уже повышала у себя цены, и тогда все коммерсанты срочно везли товары туда, а не оттуда. Но у нас практически не было простора и времени для анализа и маневра, надо было в кратчайшие сроки добиться сбалансированности рынка, для чего требовалось создать какой-то запас товаров. Ведь к декабрю было сметено все, а взять новое было неоткуда и не на что: золота нет, иностранные кредиты после путча заморожены.

В таких условиях, когда республики почти ничего не перечисляли в бюджет и вся нагрузка по союзным расходам лежала, по сути дела, на плечах России, чьи возможности были на пределе, делать российский бюджет как чисто республиканский было бы самообманом.

Еще до формального распада СССР мы начали готовить собственно российский и консолидированный бюджеты. С последним дело обстояло совсем плохо. Реально он мог опираться лишь на российские доходы, финансируя при этом часть общесоюзных расходов. После ликвидации СССР это раздвоение бюджета исчезло, но все проблемы остались. Нам, принявшим бремя союзной государственности, бремя ответственности за сохранение в лице России той великой державы, которой был (или считался?) Советский Союз, нужно было научиться содержать эту державу на гораздо более скромные средства. Перед нами стояла задача разработки реалистичного бюджета, учитывающего, с одной стороны, существенную часть союзных расходов, включающих расходы на содержание армии, на обслуживание внешнего долга, на внешнеполитическую деятельность, на инвестиции и так далее, а с другой стороны, весьма ограниченные, особенно по той ситуации, республиканские источники доходов.

Проще говоря, нам предстояло в расходной части нашего бюджета переложить на себя многое с прежнего союзного уровня, а в доходной части нужно было рассчитывать только на свои силы. Непременным условием минимальной сбалансированности бюджета было прекращение ориентации на его подпитку за счет работы печатного станка. Без этого все усилия по финансовой стабилизации теряли смысл.

Когда у вас дома переполнилась ванна и вода из нее уже хлещет на пол, можно, конечно, начать судорожно вычерпывать ее кастрюлей. Но если вы при этом забыли закрыть кран, то вся ваша работа, что называется, в пользу бедных. Аналогично наладить ситуацию с финансами и сдержать инфляцию, не перекрыв кран денежной эмиссии, превратившейся в основной источник финансирования гигантского бюджетного дефицита, было невозможно.

«Мои» экономические подразделения нашего Министерства экономики и финансов подготовили общий прогноз, где прикинули, каковы могут быть объемы производства, а значит и доходы бюджета. А потом, исходя из этих оценок и установленной нами в качестве максимально допустимой величины бюджетного дефицита в 10 % ВВП, начали просто по-живому резать расходную часть, оставляя из союзных затрат тот минимум, который Россия была в состоянии взять на себя. В значительной степени эта тяжелая работа легла именно на мои плечи.