Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России

Представьте, что вы собираетесь принять решение, а вам говорят, что там же люди замерзнут, к ним не попадет продовольствие, женщины не смогут рожать, потому что нельзя вывезти рожениц в роддома! Самолеты и вертолеты – это единственное, что связывает северян с Большой землей, а вы хотите отпустить цены на авиаперевозки. Тут действительно возникает ощущение скорого апокалипсиса. Беда в том, что такие устрашающие картины мне рисовали почти по каждой отрасли.

Для меня то совещание было по-настоящему тяжелым психологическим испытанием. Идет финальное обсуждение. Все по нескольку раз высказались, а решать-то мне! Подобные ситуации были, наверное, одним из самых серьезных экзаменов практически для каждого члена нашей, гайдаровской, команды. Мы ведь были пришельцами из академического мира, привыкли сидеть по другую сторону стола, как ученые, консультанты, эксперты. Мы всегда давали советы, делали прогнозы, предлагали варианты. А решать должны были начальственные дяди. На них лежала ответственность. И вот я сам оказался в положении того самого дяди. На собственной шкуре понял, что это такое, когда несколько часов идет обсуждение, да еще на повышенных тонах, как бывает всегда, когда совещание затягивается, а решения все нет и нет. В итоге наступает какой-то момент, когда все «за» и «против» высказаны, аргументы рассмотрены и все два-три десятка человек за огромным госплановским столом поворачиваются в твою сторону: мы всё сказали, теперь тебе решать! В тот раз я сделал долгую, далеко не театральную паузу, набрал в легкие воздуха и сказал по возможности твердым голосом: будет вот так. И будучи законопослушными людьми, все немедленно согласились: раз начальник решил, значит будем освобождать все цены, кроме таких-то.

В итоге тщательной проработки вопроса было принято решение о либерализации 85–90 % цен. Кроме тарифов естественных монополий, сохранялось административное регулирование цен на двенадцать основных видов продуктов питания, на некоторые коммунальные услуги, на ограниченный круг энергоносителей и полуфабрикатов.

Меня потом не раз спрашивали: на основании чего цены на нефть были повышены именно в пять раз? Я отвечал, что мы базировались на расчетах, которые сулили некоторый разумный уровень стабильности и эффективности в нефтедобывающей и нефтеперерабатывающей промышленности при достаточно скромном импульсе для общего роста цен. Но если быть до конца честным, надо признать, что наши прогнозы основывались зачастую на очень условных расчетах. Во многом присутствовал элемент интуиции.

Мы рассчитывали, что на первом этапе цены вырастут в среднем примерно в два-три раза, и, как показала потом жизнь, ошиблись не так сильно. Если вести речь именно о первом скачке, то в январе рост цен составил до 3,5 раза. И это, конечно, было немало, но все же не в десять и не в тридцать раз. И даже Иван Иванович Горбачев с его предсказаниями семикратного роста цен оказался неправ. Думаю, столь успешный результат был достигнут еще и потому, что мы закладывали в бюджет рост цен всего вдвое, сознательно занижая так называемый эффект инфляционных ожиданий, который в неустойчивой экономике и при высокой инфляции сам по себе играет роль очень мощного инфляционного фактора. Особенно это было важно на первом этапе реформирования экономики, когда еще не начали действовать ограничения со стороны спроса. В принципе, вначале люди еще не понимали, что такое свободная цена. Если вы в таких условиях заложите в свои бюджетные расходы рост цен в четыре раза, они и вырастут в четыре раза, потому что все – и производители, и торговля, и население, и бюджетная сфера – будут ориентироваться на такой уровень. Именно его они и будут закладывать в своих проектировках, учитывать при назначении цен на свою продукцию и при формировании потребительского поведения. И даже если реальное состояние рынка, соотношение платежеспособного спроса и предложения будут обусловливать рост цен всего в полтора раза, люди будут априори закладывать в свое поведение четырехкратное повышение, что само по себе будет толкать цены вверх.

Конечно, наиболее дискуссионным вопросом были цены на нефть. Как я уже сказал, правительство тогда не решилось освободить их, опасаясь серьезных последствий для российской промышленности. Наступили бы они или нет, теперь можно только гадать, а история, как известно, не терпит сослагательного наклонения. Думаю, что, если бы наша политика жестких финансовых ограничений продолжалась не четыре месяца, после чего начался откат, а намного дольше, можно было бы отпустить цены на нефть с самого начала. Скорее всего, в этом случае катастрофического скачка цен не было бы.

Здесь, несомненно, сыграли свою роль политические и психологические факторы. У правительства был очень низкий уровень устойчивости. В решающей степени он определялся поддержкой президента Ельцина. Любой серьезный катаклизм на первом этапе реформ мог смести правительство в самом начале и поставить жирный крест на всей программе реформ.