Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России

В первые дни товарооборот был мизерным. Люди заходили в магазины в основном посмотреть и прицениться. Некоторые товары они до этого не видели в открытой продаже месяцами и даже годами. Но уже довольно быстро начали осваиваться. Более того, появился неплохой спрос на товары длительного пользования. Цены на них, конечно, выросли, но товары после долгого отсутствия наконец появились. И люди потянулись в магазины. Конечно, они опасались (и не напрасно) дальнейшего роста цен. Но это был уже не тот панический ажиотажный спрос, который в ноябре и декабре сметал с прилавков все без исключения, а нормальный платежеспособный потребительский спрос, постепенно уравнивающийся предложением.

Так из нашей жизни исчезло понятие «массовый дефицит», касавшееся еще недавно самых простых и насущных товаров. Конечно, переход к свободным ценам был некоторым шоком для населения. Но опасения по поводу возможного социального взрыва, слава Богу, не подтвердились. Упомянутая специальная комиссия по оперативным вопросам собралась на полнокровное заседание лишь один раз, и больше надобности в том не возникало. Информация собиралась уже в нормальном рабочем режиме.

Помню, меня пытали в то время журналисты: контролирует ли правительство потребительский рынок для того, чтобы там не завышались цены? Например, говорили они, если пойдут резко вверх цены на стиральные порошки, вы дополнительно закупите где-то крупную партию и пустите ее в продажу? Я отвечал, что мы, правительство, стиральные порошки вообще не закупаем, и в этом состоит особая прелесть.

Введя свободу внутренней и внешней торговли, свободу закупки и продажи любых товаров без всякой административной привязки, мы внедрили саморегулирующийся рыночный механизм. Сама его суть в том и состоит, что, если цены на стиральные порошки вдруг сильно пошли вверх, тут же находятся сотни «экономических муравьев» – торговых фирм, «челноков» и других, – которые немедленно ради собственной выгоды, а не по плану начинают закупать эти порошки у нас или за рубежом. И в течение короткого времени ситуация приходит в норму. Хотя, конечно, на первых порах были отдельные достаточно крупные централизованные закупки, связанные, например, с неурожаем картофеля. Мы закупили тогда для ряда областей довольно много картофеля в Польше, потому что это не мобильный товар. Зимой он либо есть на региональных базах, либо его нет. И довольно сложно ожидать, что внутри большой страны с еще слабо развитой системой конкурентной торговли рынок быстро урегулирует проблему сам.

Пришлось также централизованно закупать, в том числе по бартеру, кокс в Польше, потому что Украина резко повысила на него цены. И для того, чтобы избежать скачка цен на металл и далее по всей производственной цепочке, мы пошли на крупные, порядка четырех миллионов тонн, закупки кокса там, где его предложили значительно дешевле.

Кстати, либерализовав цены на большинство товаров и услуг, мы в большей степени следили не за потребительским рынком, а за такой продукцией, как кокс, и за другими ключевыми позициями в производственной сфере, которые могли потянуть за собой цепочку роста других цен.

В ближайший после ценового шока четверг очередное заседание правительства под руководством Ельцина прошло как обычно. Специально вопрос о ценах на нем не обсуждался. Конечно, была дана общая информация, но президент и без нас имел достаточно полную картину того, что делается в стране. И поскольку никаких ЧП, в общем-то, не было, то и обсуждать было нечего. Насколько я понимаю, Ельцин действительно рассчитывал тогда на относительно быстрое преодоление трудностей. Его заявление о том, что осенью ситуация существенно улучшится и будет обеспечена не только финансовая стабилизация, но и начнется подъем производства, не было каким-то пропагандистским ходом. Думаю, он сам в это искренне верил. Позже президента усиленно шпыняли за несбывшиеся обещания, в том числе за несостоявшийся осенний экономический подъем. Он достойно держал удар, не кивая на правительство, хотя мог, конечно, заявить, что это именно мы не оправдали его надежд.

Впрочем, думаю, он понимал, что не команда Гайдара повинна в срыве планов оздоровления экономики. Конечно, что произошло, то произошло. Но если бы нашему правительству тогда дали спокойно поработать хотя бы до конца года, то не знаю, как насчет экономического подъема (для этого нужно было решить слишком много структурных проблем, на что требуется время), но убежден, что финансовую стабилизацию нам удалось бы обеспечить. И в ситуации лета 1994 года, когда инфляция наконец была снижена до 3–4 % в месяц, мы оказались бы не позднее той самой осени 1992 года. Но это произошло бы, если бы нам дали доработать тот год по плану и не началось бы усиленное давление на кабинет, которое привело к массовой раздаче льгот и кредитов. Впрочем, это отдельная тема, и я к ней еще вернусь, а пока продолжу о Ельцине.