Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России

Егор был всегда настолько щепетилен, что однажды с ним на моих глазах случился комический эпизод. Мы вдвоем что-то обсуждали у него в кабинете. И тут приходит помощник Гайдара Коля Головнин и говорит: «Егор Тимурович, вам тут из Якутии шапочку прислали, куда положить?» Егор даже побагровел и просто заорал, чего с ним почти никогда не случалось: «Какую, к черту, шапочку! Немедленно отправьте обратно». Николай смущенно вытащил из-за спины старую вязаную лыжную шапочку: типичное изделие советской легкой промышленности 50–60-х годов. Оказалось, что не отличавшийся пышной шевелюрой Гайдар взял ее в командировку в Якутск на случай холода в гостинице ночью и забыл. Заботливые хозяева решили вернуть головной убор вице-премьера.

Испорченные отношения с некоторыми старыми знакомыми из-за отказа в их просьбах были, конечно, неприятны. Но самые большие трудности были не в этом. От таких частных просьб можно было, в конце концов, отгородиться и с помощью секретарши, и путем изменения номера домашнего телефона, что мне, кстати, и пришлось в итоге сделать. Поменять его пришлось не столько из-за обилия появившихся вдруг родственников, друзей и знакомых, сколько потому, что стали звонить какие-то малопонятные люди и делать сомнительные предложения что-нибудь профинансировать в порядке исключения. Было понятно, что звонок по домашнему телефону – это своего рода зондаж: если министр согласится разговаривать «в особом порядке», то, быть может, согласится и на какие-то уступки, конечно не бесплатно.

Телефоны – это вообще отдельная история. На службу ко мне тогда было довольно трудно дозвониться, хотя я сидел на работе до глубокой ночи. Но если сначала я при первом же звонке хватался за любую трубку, и особенно за так называемые вертушки – телефоны правительственной спецсвязи, то вскоре переключил все телефоны на секретаря, что было, вообще-то, не в советских традициях.

Трубки правительственных телефонов, особенно АТС-1, даже очень высокопоставленные советские чиновники предпочитали поднимать сами. Была особая традиция их использования. Если трубку снимал сам абонент, он должен был назвать свою фамилию. Дело в том, что из-за системы шифрации голос менялся до неузнаваемости. Если по какой-то причине к телефону подходил помощник или секретарь, он безлико говорил: «Аппарат Нечаева», имея в виду не себя, а его величество правительственный телефон. Но так можно работать в обычное, спокойное время. А в наших условиях полного переворота во всех отраслях экономики телефоны трещали беспрестанно, совершенно не давая возможности как-то сосредоточиться. У меня был огромный министерский селектор на сто номеров, два городских телефона, в том числе один прямой, номер которого я хранил в строжайшей тайне, первая «вертушка», вторая «вертушка», аппарат ВЧ, телефоны прямой связи с руководством страны. И очень скоро мне уже было все равно, по какому аппарату звонят. Я брал трубку, исключительно исходя из фамилии звонившего, которую называла секретарь по внутренней связи. А если у меня было серьезное совещание, меня вообще ни с кем не соединяли, кроме президента и премьера.

И был лишь один особый «красный» телефон, который стоял исключительно у членов правительства и который я мог набрать только сам. Эта АТС под названием В-2 появилась уже при нас, и я был в числе инициаторов ее установки. Система была рассчитана всего на тридцать абонентов. Мы решили, что при обилии всяких спецтелефонов, по которым, однако, мог позвонить и кто-то нежелательный, должен существовать телефон, трубку которого нельзя не взять. Предполагалось, что звонить по нему друг другу будут только члены кабинета и исключительно в горящих случаях. Реально была и вторая причина: мы не доверяли ФАПСИ. Было ясно, что все наши телефоны, включая «кремлевские вертушки», прослушиваются. Конечно, наивно было думать, что новая АТС окажется свободной от прослушивания, но мы почему-то рассчитывали, что должно пройти какое-то время, пока спецслужбы поставят жучки и на эту самую В-2. В общем, идея, как я теперь понимаю, была явно ребяческая.

С верой многих людей, что перед коррупционным соблазном устоять нельзя, я неожиданно столкнулся в последние годы, когда создал партию «Гражданская инициатива». Поскольку бюджетных денег она не получает, приходится среди прочего обращаться к знакомым из бизнеса с просьбой поддержать партию финансово, особенно в ходе выборов. И я многократно слышал примерно такой ответ на свою просьбу: «Андрей, ты же нефтяные квоты и иностранные кредиты делил. Ты миллиардером должен быть, а ты копейки просишь». Каждый раз приходится чуть ли не извиняться. Говорить, что мы были академическими учеными, романтиками, пришли спасать страну, что взятки были для нас неприемлемы. Что я вышел из министерства беднее, чем вошел в него, добавляя шутку, что теперь якобы жалею об этом. Увы, отношение к российской власти у бизнеса сейчас таково, что многие не верят.

Постсоветское директорское лобби