Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России

Самой же большой сложностью была необходимость постоянно противостоять давлению тех людей, с которыми приходилось иметь дело по долгу службы. «Блатными» старались стать не только отдельные предприятия, но и целые отрасли, регионы. Пожалуй, в этом столкновении с борцами за индивидуальные льготы самым мощным было давление представителей директорского корпуса.

Так уж сложилось в СССР, что генералы промышленности всегда имели огромное влияние на экономическое руководство страны. Старая советская привычка постараться громче всех прокричать о нуждах своего предприятия, своей отрасли, чтобы первыми и в наибольших объемах получить государственные вливания, выбить льготные условия работы, оказалась чрезвычайно живучей. Так всегда строился торг директоров и руководителей отраслевых ведомств с Госпланом. Директорский корпус привык к государственному патернализму. И в новых экономических условиях ему было очень трудно избавиться от этого въевшегося в сознание типа мышления и поведения, начать надеяться на собственные силы в борьбе за экономическое выживание. В то же время за групповым, а иногда и индивидуальным эгоизмом многих хозяйственников, пытавшихся решить за счет других свои пусть крупные, но все же частные проблемы, стояла привычка рассматривать свои интересы как интересы всего государства. Это было немудрено в условиях высокой степени монополизации советской экономики, когда некоторые жизненно необходимые стране виды продукции производились на одном-единственном на всю страну предприятии. Подобная подмена понятий не чисто российское явление. И странам с развитой рыночной экономикой знакомо стремление некоторых структур бизнеса объявить свои узкокорпоративные интересы чуть ли не общенациональными. В конце концов, это в Соединенных Штатах родился лозунг: «Что хорошо для „Дженерал моторс„, хорошо для Америки». Но вместе с тем в этих странах выражение и отстаивание корпоративных интересов пошло по пути возникновения вполне цивилизованных официальных форм лоббизма. В тех же США есть даже специальный закон о лоббизме, а лоббисты официально регистрируются при органах законодательной и исполнительной власти. Во всех странах есть мощные организации типа Национальной ассоциации промышленников, осуществляющие в диалоге с властью воздействие на экономическую политику государства.

Сейчас у нас тоже существуют аналогичные организации, но в 1991–1992 годах ничего подобного практически не было. Тогда, заимствуя худшие образцы частного эгоизма, процветавшие в свое время на Западе, капитаны нашей индустрии провозглашали нечто типа: «Что хорошо для АвтоВАЗа, хорошо для России».

Я думаю, что в наибольшей мере всю силу давления директорского лобби испытал на себе Александр Титкин, руководивший Министерством промышленности. Именно на него напрямую вынуждены были выходить многие представители директорского корпуса. Но и меня, конечно, не миновала чаша сия.

Одним из первых таких столкновений был конфликт с представителями оборонки. О противоборстве с директором Омского танкового завода, который все никак не хотел смириться с тем, что его продукция не нужна стране, я уже рассказывал.

Непростая «борьба» с «Ростсельмашем»

Особенно мне запомнилось упорное, затяжное противостояние с генеральным директором «Ростсельмаша» Юрием Песковым. Это был подлинный «боевой генерал» советской индустрии, дважды Герой соцтруда, имевший в свое время прямой выход на всех генсеков, начиная от Брежнева и кончая Горбачевым. Он настолько уверовал в исключительность и особую значимость своего положения, что органически не мог принять мысль о необходимости в России единой экономической политики для всех. От нас он требовал, как привык это делать всегда, многого и сразу: кредит на пополнение оборотных средств, плюс инвестиционный кредит, плюс включение в немецкую кредитную линию, а в придачу еще просто и бюджетные средства. Мои сотрудники, сталкивавшиеся с Песковым еще по своей прежней работе в Госплане, уверяли меня в бесполезности сопротивления. Мой заместитель Владимир Алексеевич Азаров, один из старых госплановцев, работавший там начальником отдела машиностроения, говорил: «Андрей Алексеевич, все равно придется дать. Он пойдет к генсеку. Он всегда ходил к генсеку». По старой привычке Азаров продолжал называть главу государства генсеком. Сколько я себя помню, рассказывал Азаров, Госплан боролся с «Ростсельмашем» и всегда все кончалось резолюцией генсека в пользу Пескова. Поэтому лучше с ним не связываться, чтобы не набить себе шишек.