Как мы не стали бандой

Собственно говоря, для этого фотоателье и существовало. В нем можно было распечатать и отсканировать бумаги, сделать копии и вообще все что нужно. Чаще всего этим пользовались клиенты расположенного напротив турагентства.

Работой мечты Хубариев назвать это не мог, но подработка была нормальная. Главным образом за счет скользящего графика и возможности заниматься своими делами. Особенно когда к туристам никто не валил и фотографироваться приходили только какие-то совсем случайные люди. Или вот теткам куча бумаг понадобилась.

Тетки собирались в сопровождении большого количества детей куда-то — то ли в полузапрещенную Турцию, то ли в разрешенную Болгарию. Жаль, не в Крым, подумал по старой патриотической памяти Хубариев, но вспомнил, в какую цену влетел им отдых в этом году.

Женщины, благодарно посматривая на Диму, продолжали свой разговор.

— …мой первый в институте скромником был, да и потом, при всем форсе, тоже не особо, а вот как они с Толиком бизнесом занялись, так все меняться и стало.

— Деньги шальные.

— Нет, Зой, не сильно много и не сильно шальные, особенно поначалу. Просто дело для него стало важней всего, это для мужика как раз и нормально, но он себя стал считать главным работником в мире, и поэтому то ему не так, се ему не то. Ну и пил, конечно.

— Ты, Кать, не говори, мой до какого-то момента зашибал каждый божий день, каждый божий…

— Но с буханием ладно, мне вот кажется, Толик против меня его настраивал, как-то все время подначивал, исподволь, ревновал, что ли.

— Неужели голубой?

Смеется:

— Да нет, конечно, хотя иногда я прям и думала об этом, как подружки часами по телефону болтали, то ли о делах, то ли о чем еще, он в комнате всегда запирался — типа кабинет у него, зато святым для него долго была дочка.

«Как на меня похоже», — подумал Дима. Вольный график позволял Хубариеву проводить больше времени с Квакой, возить его на гимнастику и гулять. Сын ходил все уверенней, рисовал хорошо и вообще рос умненьким мальчиком.

Других дел особо не было. После выборов в Думу Дима свернул свою общественную деятельность. Да и посыпалось все как-то. Их НКО оказалась не особо кому нужной. Почти сразу перестало хватать денег, но тут на прощание помог Широпан. Семье Димы дали новую квартиру, в которой места хватало всем. Кое-как сделали ремонт, а Люка неожиданно устроилась на работу в расположенный неподалеку универмаг. Дима начал даже подумывать о втором ребенке, Люка была не сильно «за», но Хубариев надеялся на силу своего убеждения.

— Вот что в нем всегда было хорошо — не жадный. И дочку говорил, что любит, правда, потом поругались.

— Сейчас вроде ничего.

— Да, на удивление, ну подросла, да и он попроще стал, как с работы поперли. За Раисой Николаевной очень трогательно присматривают. А они говорили, что к ней призрак Петьки твоего приходил?

— Да, а к Петьке еще какого-то его друга тоже являлся, но он тогда пил как лошадь, небось, с перепою с деревом и поговорил, как с человеком.

Смеется.

— Ой, подожди, Тоша подъехал. Молодой человек, вы закончили? Да, всё, выходим, молодой человек, а не поможете до машины донести бумаги?

— Кать, брось, сами дотащим, нечего человека от работы отрывать.

Дима благодарно улыбнулся, тащиться на улицу совсем не хотелось.

Станислав Линькович

(РОССИЯ — ИСПАНИЯ, 3:3)

«Я твои ножки, ты мой тазик, я посмотрю — ты вырвешь мой глазик», — Стас хорошо понимал, что это последняя мелодия в его жизни. Ну или в нормальной жизни, так точно.

Проверка ЦБ в банке начиналась на следующей неделе. Собственно, выводы были уже готовы, история выглядела понятной и очевидной. Ответить за огромную дыру в балансе предстояло Станиславу Ивановичу Линьковичу, первому вице-президенту банка.

Стас в тюрьму не собирался. Шансов выйти из нее было немного. Поэтому он готовился к побегу.

Воспользовавшись тем, что акционеры смотрели на него как на покойника и позволяли порезвиться напоследок, он продал банку два своих офшора и перекинул деньги в третий.

О жене и детях можно было не беспокоиться. Они и не собирались возвращаться. Средств на жизнь Стас оставил им достаточно.

Неожиданной родне он дал в пользование родительскую квартиру и дачу в Северянке (они все равно через непростую схему принадлежали Линьковичу, но вряд ли понадобились бы в ближайшие годы). За четыре дня до отъезда навестил могилу родителей (в этом плане и на Георгия Ивановича и Федора можно было положиться). В субботу отправил их в Северянку, а сам последний раз переночевал дома и последний раз на родительской кухне пожарил себе картошку с сосисками. Ключ все же взял с собой — на всякий случай.