Как мы не стали бандой

Костян посмотрел на него с куда большим интересом:

— Да ты что, а почему я считал, что ты с журфака, как у тебя с математикой, авиатор?

Стас снова немного обиделся:

— Да я, если хочешь знать, одного балла не добрал в Физтех, меня на выходе купцы из МАИ словили и к себе повезли, считай, без экзаменов поступил.

Эта история случилась с одним из его одногруппников. Но Линькович сейчас поверил, что это про него.

Костян широко улыбнулся:

— Сиди здесь, я сейчас.

Через пару минут он вернулся, чуть не таща за собой уверенного мужчину в синем пиджаке. Тот нес листок бумаги.

— Я Виталий Иванович, хозяин этой фирмы. Я хочу дать вам работу. Если вы решите эти четыре задачи, то, значит, нам подойдете. Времени сорок минут. Пейте кофе, курите, не решите, не обессудьте, ну купим пяток ваших ежедневников, если настроение хорошее будет.

Стас взял листок бумажки, сел к столу. Несколько минут ушло на то, чтобы унять нервы. Остаться тут, в теплом офисе, рядом с кофе и деньгами, заниматься не торгашеством, а… торгашеством, но какого-то другого уровня. Тут пахло возвращением к той жизни, что была совсем недавно, еще шесть лет назад, когда папа…

Перед поступлением Иван Георгиевич тренировал его решать задачи. Именно тренировал. Будил ночью и не давал спать, пока не решит парочку. Или не позволял смотреть футбол. Или не разрешал Альбине кормить завтраком, пока злой и голодный сын не предоставлял исписанные листочки бумаги.

Первые две задачи пали к ногам Стаса за десять минут. Третья сдалась с более тяжелым боем. А вот с четвертой оказалось все намного сложней. Решал он все правильно, но зря. За пять минут до истечения срока Линькович решил проверить условия задачи и нашел, как ему казалось, ошибку. Секунду поколебавшись, он обвел ее кружочком и вручил ответы вернувшемуся с обеда Виталию Ивановичу. Тот с огромным интересом изучил листки, потом передал их мехматянину.

— Конкурент растет, — засмеялся Костян. — Ну, знакомься со своим компьютером.

Тут Стас узнал, что его взяли бы, реши он лишь две задачи, третья была гарантией, а ошибку в четвертой до того нашел только Костян.

Контора торговала ценными бумагами, товарами, валютой и всем чем ни попадя. Ставка делалась на анализ ситуации.

Помимо персонального компьютера, Линьковичу полагался испытательный срок и зарплата, которую не добыл бы, если бы каждый день продавал все калькуляторы и ежедневники, которые забирал на складе в лучшем случае раз в неделю. Потом обещали совсем уж райские кущи, в том числе и «доляну» — процент от сделки.

В качестве аванса со словами «пригодится» у него купили остатки товара. Один ежедневник Стас, сам не зная зачем, припрятал.

Заехал в контору, где брал товар, отдал положенные деньги, оттуда позвонил Мите и узнал, что тот выходит на работу хоть завтра. На том и порешили. В конторе были не очень довольны, велели отдохнуть недельку и не пропадать — «хорошо товар идет у тебя, шевелишь булками, не то что остальные».

Вечером как раз и понадобился сохраненный ежедневник. Отец зашел в комнату, поискал глазами что-то и недовольно спросил про «короб с барахлом». Стас, с некоторым трепетом, рассказал, что больше не торгует вразнос, объяснил, где и как нашел работу.

Линькович-старший пожевал губами:

— Биржевая торговля, надеюсь, не совсем дерьмо, но рад, что ты мозгами будешь работать, так ежедневников у тебя не осталось?

Стас отдал последний. Отец вдруг обнял его, как в былые времена, и позвал в большую комнату смотреть футбол, «сборная ведь играет».

Они сидели втроем за столом. Альбина Несторовна была в восторге, оттого что Иван Георгиевич доволен, поэтому ужин был как на Новый год.

Стас еще раз рассказал, как устроился на работу, и даже написал для отца условия четвертой задачи. Тот покивал головой:

— Да, надо было подумать, молодец.

Стас спросил совета, как быть со статистикой по ежедневникам, ее почему-то было жалко. Отец захохотал, как три года назад, веселым и довольным смехом:

— Так ты под коробейничество научную базу подвел? Вот уж молодец так молодец.

Настроение им не испортила даже бездарная игра сборной России — проиграв грекам, она все равно вышла на чемпионат мира.

Потом немного поговорили про предстоящие выборы. Стас с изумлением узнал о том, что предстоит не просто выбирать депутатов, но и каких-то федерастов, а еще обещан референдум по Конституции. На всякий случай спросил за кого голосовать, услышал ответ — за кого хочешь, но не за ельцинистов. Сын еще помнил, как в 1990 году перед первым походом на выборы слышал от отца же — за ельцинистов, а не коммунистов.

Уже засыпая, он понял, что ничего не изменилось.

Родители не очнулись, им нужен был повод для праздника, и Стас его предоставил. Но дальше все так и будет: он отдельно, а папа с мамой отдельно.

Впервые за много месяцев ему хотелось заплакать. Как тогда, когда Яна прошла через ворота к пограничному контролю и оглянулась. Но рядом был Иван Георгиевич и надо было сдержаться.

Теперь Стас был один. Своей жизнью предстояло заниматься самостоятельно. Хорошо, что есть где ночевать. Ну и завтрак, можно считать, всегда гарантирован.