Читаем Как мы пишем. Писатели о литературе, о времени, о себе [Сборник] полностью

Что ни говори, а эти годы были осевым временем для моего сочинительства, да и не только для моего. И не только для сочинительства. Я жил тогда в маленькой однокомнатной квартире на улице Дыбенко. И наверное, тогда был счастлив, просто не понимал. Или даже понимал. Да, понимал. Я был молод, мне было 35+, со мной жила моя молодая прекрасная невеста, днём я работал в офисе, зато ночью усаживался на кухне, в тесном промежутке между холодильником и плитой, и улетал – то в Хазарию, а то и куда повыше. Перечитав только что завершённую «Таблетку», утром, после трёх бессонных ночей, я сказал своей невесте: знаешь, я только что написал один из лучших романов своего поколения.

И ведь сбылось. «Таблетка» попала в финал «Национального бестселлера» и в финал «Русского Букера». Артемий Троицкий провозгласил на церемонии вручения «Нацбеста», что этот роман написан в угоду дьяволу и кто за него проголосует, тот выберет Сатану. И даже Ольга Шелест не отдала мне своего голоса. А в «Букере» победил Михаил Елизаров с «Библиотекарем», но я ничуть не был расстроен; с Елизаровым мы шли после шоу по ночной Москве, и я представлял его встречным милиционерам как величайшего русского писателя; милиционеры смотрели уважительно и брали под козырёк. Одна читательница из далёкого русского города писала мне, что чтение «Таблетки» – это как множественный оргазм; я возил её в Петербурге по «местам Семипятницкого»: вот здесь, на берегу Фонтанки, герой «Таблетки» выпростал коробку волшебных препаратов в воду; а здесь он парковал свой культовый «рено-логан» серого цвета. Отрывок из романа в переводе на английский вышел в американском андерграундном журнале «The Goat», а потом и полный перевод вышел книгой в США. Недавно в Париже умудрённый филолог вспомнил «Таблетку» и сказал, что это редкая современная городская проза, такая, какой она должна быть. А ещё Леонид Абрамович Юзефович признался, что когда дошёл в «Таблетке» до описания путешествия героя по подземному туннелю, то понял: с этим автором не всё так просто.

Я всё помню. Почему бы мне не помнить. Не так уж много весёлого и прекрасного в жизни, чтобы забывать то, что было даровано; и глупо думать, что это всё ничего, а главное ещё впереди. Главное везде. И сзади тоже, и с левого, и с правого боку. А впереди либо болезнь Альцгеймера, либо быстрая и яркая смерть – весьма надеюсь на последнее.

В 2010 году мы с моей невестой сыграли нешумную свадьбу в пиццерии близ Таврического сада, на которой были мои литературные друзья: и Дмитрий Орехов, и Валерий Айрапетян, и Андрей Аствацатуров, с которым меня познакомили Котомин и Иванов. В 2011-м мы повторили бракосочетание, теперь уже по индуистскому обряду, согласно моей конфессии, в святом городе Матхура, штат Уттар-Прадеш. А ровно через год родилась моя вторая дочь. Мы поставили в маленькую комнату нашей квартирки детскую кроватку, а летом поехали всей большой семьёй, с родственниками жены и моей старшей дочерью, в Испанию, где малютка сделала свои первые шаги по чёрному вулканическому песку пляжа на Коста-дель-Соль.

Через три года мы разменяли свою маленькую ипотеку на большую ипотеку и переехали в четырёхкомнатные апартаменты. Девушка, которая забирала у нас квартиру, зайдя, слегка затряслась от счастья и от страха, что сделка может сорваться; в нашем ласточкином гнезде была такая атмосфера покоя и блаженства, что покупательница была околдована и просила ради Бога ничего не забирать и ничего не менять, и мы согласились (мы получили хорошую цену). В моей новой просторной квартире полы из итальянской плитки с подогревом, фрески на стенах и антикварная мебель, но никогда я не был и никогда уже не буду так счастлив, как в маленькой «однушке» панельного дома по улице Дыбенко. Если когда-то надумаете повесить обо мне мемориальные доски, то на этом доме прошу выгравировать: здесь он написал три романа и был счастлив.

Впрочем, это, конечно, шутка. В Петербурге так много писателей, художников и прочих артистов, что пришлось бы вешать доски на каждый подъезд в жилых микрорайонах; а на иные и по два, и по три. А «панельки» наши скоро снесут. Раньше, чем выветрится память о нас в продуваемом насквозь городе.

Большие надежды

Хотя начиналось всё, конечно, не с этого. В детстве я мечтал стать полководцем. А также генеральным секретарём коммунистической партии, революционером, миллионером, основателем новой философии или религии и рок-звездой. При всём этом я ни минуты не сомневался, что буду писателем. Собственно, остальное мне и нужно было для того, чтобы написать об этом великие книги. Позже я понял, что вовсе не обязательно самому становиться героем: можно всё придумать. С литературной точки зрения результат будет тот же самый. И это позволит сэкономить энергию и время. Время жизни, которое только одно и быстро утекает. Всё сделать и обо всём написать не успеется; я выбрал обо всём написать.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-бестселлер. Русская проза

Город Брежнев
Город Брежнев

В 1983 году впервые прозвучала песня «Гоп-стоп», профкомы начали запись желающих купить «москвич» в кредит и без очереди, цены на нефть упали на четвертый год афганской кампании в полтора раза, США ввели экономические санкции против СССР, переместили к его границам крылатые ракеты и временно оккупировали Гренаду, а советские войска ПВО сбили южнокорейский «боинг».Тринадцатилетний Артур живет в лучшей в мире стране СССР и лучшем в мире городе Брежневе. Живет полной жизнью счастливого советского подростка: зевает на уроках и пионерских сборах, орет под гитару в подъезде, балдеет на дискотеках, мечтает научиться запрещенному каратэ и очень не хочет ехать в надоевший пионерлагерь. Но именно в пионерлагере Артур исполнит мечту, встретит первую любовь и первого наставника. Эта встреча навсегда изменит жизнь Артура, его родителей, друзей и всего лучшего в мире города лучшей в мире страны, которая незаметно для всех и для себя уже хрустнула и начала рассыпаться на куски и в прах.Шамиль Идиатуллин – автор очень разных книг: мистического триллера «Убыр», грустной утопии «СССР™» и фантастических приключений «Это просто игра», – по собственному признанию, долго ждал, когда кто-нибудь напишет книгу о советском детстве на переломном этапе: «про андроповское закручивание гаек, талоны на масло, гопничьи "моталки", ленинский зачет, перефотканные конверты западных пластинок, первую любовь, бритые головы, нунчаки в рукаве…». А потом понял, что ждать можно бесконечно, – и написал книгу сам.

Шамиль Идиатуллин , Шамиль Шаукатович Идиатуллин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Как мы пишем. Писатели о литературе, о времени, о себе [Сборник]
Как мы пишем. Писатели о литературе, о времени, о себе [Сборник]

Подобного издания в России не было уже почти девяносто лет. Предыдущий аналог увидел свет в далеком 1930 году в Издательстве писателей в Ленинграде. В нем крупнейшие писатели той эпохи рассказывали о времени, о литературе и о себе – о том, «как мы пишем». Среди авторов были Горький, Ал. Толстой, Белый, Зощенко, Пильняк, Лавренёв, Тынянов, Шкловский и другие значимые в нашей литературе фигуры. Издание имело оглушительный успех. В нынешний сборник вошли очерки тридцати шести современных авторов, имена которых по большей части хорошо знакомы читающей России. В книге под единой обложкой сошлись писатели разных поколений, разных мировоззрений, разных направлений и литературных традиций. Тем интереснее читать эту книгу, уже по одному замыслу своему обреченную на повышенное читательское внимание.В формате pdf.a4 сохранен издательский макет.

Анна Александровна Матвеева , Валерий Георгиевич Попов , Михаил Георгиевич Гиголашвили , Павел Васильевич Крусанов , Шамиль Шаукатович Идиатуллин

Литературоведение
Урга и Унгерн
Урга и Унгерн

На громадных просторах бывшей Российской империи гремит Гражданская война. В этом жестоком противоборстве нет ни героев, ни антигероев, и все же на исторической арене 1920-х появляются личности столь неординарные, что их порой при жизни причисляют к лику богов. Живым богом войны называют белого генерала, георгиевского кавалера, командира Азиатской конной дивизии барона фон Унгерна. Ему как будто чуждо все человеческое; он храбр до безумия и всегда выходит невредимым из переделок, словно его охраняют высшие силы. Барон штурмует Ургу, монгольскую столицу, и, невзирая на значительный численный перевес китайских оккупантов, освобождает город, за что удостаивается ханского титула. В мечтах ему уже видится «великое государство от берегов Тихого и Индийского океанов до самой Волги». Однако единомышленников у него нет, в его окружении – случайные люди, прибившиеся к войску. У них разные взгляды, но общий интерес: им известно, что в Урге у барона спрятано золото, а золото открывает любые двери, любые границы на пути в свободную обеспеченную жизнь. Если похищение не удастся, заговорщиков ждет мучительная смерть. Тем не менее они решают рискнуть…

Максим Борисович Толмачёв

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное