Как мы пишем. Писатели о литературе, о времени, о себе [Сборник]

Да и не было у меня ни единого шанса. Я хотел идти в Суворовское училище. Но к восьмому классу стало понятно, что не пройду по уровню физической подготовки. Я всегда был слабым и болезненным. Я читал про Суворова, своего кумира, что он, будучи нездоровым подростком, закалял себя, в дождь устраивая скачки верхом. И я брал хворостинку и бегал по переулку под осенним ливнем; пешком, лошади у меня не было. Но мне это не помогло.

Читал я с четырёх лет и сразу взрослые книги: «Графиню де Монсоро» и «Порт-Артур». На смерть Брежнева сочинил эпитафию в стихах, потом такую же на смерть своей собаки Жучки. Лет с двенадцати публиковал очерки и фельетоны в районной газете «Знамя коммунизма». С четырнадцати писал стихи, находясь под сильным влиянием Николая Гумилёва и переводов X мандалы Ригведы Елизаренковой. В 16 лет покинул отчий дом, и двор, и баз с многочисленными животными, уехал на поезде в Ленинград, где поступил на юридический факультет Большого Университета. В 17 лет, вернувшись на побывку домой, выгреб из тайника все тетради со своими стихами и сжёг на огороде под старым абрикосовым деревом. В библиотеке главного здания университета на Менделеевской линии я прочитал невыносное дореволюционное издание «Жизни Будды» в переводе Константина Бальмонта.

Эзотерические искания

В 18 лет я решил, что мирской жизни у меня было достаточно, я всё изведал и всё познал, а теперь мне надо уйти в монахи, чтобы достичь просветления. В журнале «Наука и религия» я прочитал о том, что в Ленинграде действует буддийский дацан. Но прежде чем я нашёл дацан, мой товарищ по клубу авторской песни, йог и мистик Антон подарил мне кришнаитское издание «Иша Упанишады». Сидя в ночном трамвае, пересекавшем Неву по Дворцовому мосту, я прочитал, что живые существа – это искры, отлетевшие от великого костра; что нет ничего, всё иллюзия, есть только вечный огонь – Брахман. Я поднял глаза от книжки и посмотрел на ночной Ленинград, на тёмную реку, на мрачные, затухающие лица редких пассажиров гремящего железного вагона и понял, что всё действительно так. В общежитии меня ждали шесть соседей по комнате, две бутылки водки, три альбома группы «Аквариум» и один «Крематория» на магнитофонных кассетах. Я собрал вещи и уехал в ашрам, оставив мёртвым хоронить своих мертвецов и сдавать сессию.

Что во мне всегда нравилось женщинам, так это то, что я был решительным. Если я решал стать монахом, то уходил в первый попавшийся монастырь, если хотел стать рок-певцом, то взбирался на сцену, если задумывался о литературе, то писал роман и посылал в лучшее издательство, если влюблялся, то женился, и однажды даже чуть не ушёл на войну, но об этом позже. Боги и женщины любят смелых. На моём автомобиле наклейка: отвага и безрассудство! Вместо «безрассудства» там другое слово, близкое по смыслу.

Ашрам ленинградских кришнаитов располагался в посёлке Усть-Ижора. Это было деревянное здание в два этажа, крашенное шафрановым цветом. В обители я провёл несколько блаженных месяцев. Мы продавали книги, замотавшись в оранжевые индийские дхоти, похожие на простыни, пели на улицах мантры, вставали в половине четвёртого утра и, облившись на морозе двумя вёдрами холодной воды, медитировали, а по воскресеньям устраивали такие пиры, что все бы умерли от заворота кишок, если бы после поглощения нескольких килограммов острой, пряной, масляной и сладчайшей еды не плясали два часа до изнеможения. Я до сих пор считаю, что это идеальная жизнь для монаха и йога.

Но счастье длилось недолго. Руководитель ашрама, мечтательный интеллигент, решил, что хватит мне висеть у него как медаль на шее и пора мне отправляться распространять знание Вед в ещё более холодные и демонические места. Меня послали в Архангельскую область. Чтобы я основал там местное отделение нашей организации и стал в ней кардиналом. Мне было, чорт возьми, 19 лет. Потом я узнал, что тогда многих так отправляли: слишком большой был поток желающих жить в ашраме. Просто чтобы разгрузить помещения. И никто не вернулся. Все пали жертвами майи, иллюзии.

Я вернулся. Через год я привёз в Петербург на фестиваль колесниц человек двадцать новообращённых индусов. Мы подмяли под себя духовную жизнь в городах Архангельске и Северодвинске, мы выступали на радио и телевидении, заходили в кабинеты мэров, привлекали к спонсорству банки и проводили рок-фестивали «против наркотиков». В 20 лет я был лидером успешной секты и местным гуру. Другие секты нам завидовали. Особенно секта РПЦ, которая полагала, что только она имеет право удовлетворять религиозные потребности граждан и продавать им свечки.