Я смотрю вокруг: пять пожилых женщин в чистых ярких больничных халатах. Днем они могут переодеваться и в обычную одежду, но в этой палате собрались самые слабые представители отделения. Некоторые из них спокойно спят. Одна женщина слабо поднимает руку, будто надеется, что я смогу ее спасти. Другая сосредоточенно держит пластиковую чашку с носиком. Это современный ад: превратности экстремального возраста, ясный ум, ограниченный телом, которое постепенно разрушается, но все равно продолжает существовать; или же, наоборот, слабоумие в крепком живом теле. Эта комната — еще один круг ада, очень чистый и светлый. Легко представить, что женщины в этой палате будут рады встретить смерть.
И тем не менее жизнь, со стороны кажущаяся невозможной, для пожилого человека все равно того стоит. Миссис Лянг не проснулась старой — это был долгий путь постепенного усыхания, иногда с частичными поправками, ударами болезней, от которых удавалось отбиться лечением. Мы с ней смотрим на ее состояние с совершенно разных позиций, и именно ее точка зрения важна. Я много работала с пожилыми людьми и научилась не делать поспешных выводов.
Я сижу рядом, и мы обсуждаем ее успехи. Она очень рада, что боли в животе и запоры прошли. Более сильные обезболивающие позволяют ей лежать на спине, несмотря на постепенное разрушение позвоночника, и она может видеть происходящее вокруг. Ее волосы помыли и подстригли, дали посуду с большими ручками, чтобы она могла есть сама, несмотря на прогрессирующую болезнь Паркинсона. Она справляется с этой задачей очень медленно и согласилась поставить зонд для кормления, чтобы питаться с меньшим количеством усилий. Лучшее питание защитит ее кожу от пролежней, через трубку будут вводить и часть лекарств. Она сможет употреблять маленькие порции самостоятельно, для удовольствия. Ей это подходит.
— Я живу слишком долго, — говорит она без эмоций, будто эхо слов сиделки, произнесенных в первый день в больнице. — Если бы я могла, отдала бы часть своих лет более молодым, тем, у кого есть семьи, людям, которым необходимо прожить дольше. Но я не могу.
Если бы только продолжительность жизни была активом, подлежащим передаче. Это оценка ее положения с экономической точки зрения.
— Вы хотите умереть?
Она задумывается, и говорит, что не хочет умышленно покончить с жизнью, но сожалеет о том, как бессмысленно жила в прошлом, когда была способна передвигаться. Я киваю, и говорю, что она нашла основную проблему пожилого возраста. Собираюсь спросить ее о боли в ноге, как вдруг чувствую внезапный прилив жара. Я горю, излучаю жар и чувствую тревогу, близкую к панике, которая обычно сопровождает приливы при менопаузе. Я знаю, что мое лицо уже раскраснелось и выступил пот.
Крайности, которые встречаются сейчас, с развитием современной медицины, все чаще: ясный ум, ограниченный разрушающимся телом и, наоборот, слабоумие в крепком живом организме.
Миссис Лянг просит меня взять с ее стола предмет, похожий на футляр для очков. Внутри находится маленький вентилятор на батарейках. Она сжимает рукоятку, чтобы включить его, и направляет мне в лицо, говоря:
— Не волнуйся, милая, сейчас все пройдет. Это всего лишь маленькая неприятность.
Она ждет, пока прилив пройдет, внимательно глядя мне в лицо и держа вентилятор. Я очень растрогана этим актом доброты, простым пониманием биологического процесса.
— Мне всегда казалось, что это такая большая проблема, — говорит она. — Потому что все мои коллеги были мужчинами, они просто не понимали. Стало лучше?
Я киваю в знак благодарности, она снова сжимает рукоятку, и вентилятор выключается.
— К ним быстро привыкаешь, — говорит она. — Но какое облегчение, когда они заканчиваются. Я совершенно не скучаю по ним.
Она рассказывает, что ее приливы закончились в середине 80-х, и я надеюсь, что на моем лице не отражается ужас расчетов. В этот момент я замечаю едва уловимую перемену в наших отношениях. Теперь она, пожилая женщина, наставляет меня, молодую. Миссис Лянг до сих пор сохраняет острый ум и хочет быть в курсе событий. Мудрая и добрая, она построила теорию о передаче лет жизни на основе экономических терминов, но не имеет возможности это выразить. В момент сострадания она мгновенно стала сама собой.
Боль в ноге — это просто. Она говорит, что это похоже на судорогу, и, ощупывая ее стопу, я чувствую твердую натянутую мышцу. Она права: судороги — это следствие болезни Паркинсона, здесь могут помочь инъекции ботокса, которые сделают мышцу нечувствительной на несколько недель или месяцев. Нет необходимости в назначении дополнительных обезболивающих, внезапные судороги больше не потревожат ее сон или покой.