Как мы жили в СССР

Этот третий выглядит… как социализм советского образца. С ним можно жить. Можно даже в него влюбиться, если сосуществовать под одной крышей долгие годы. Он много болтает, но не обеспечивает семью. Он пишет диссертацию, но никогда ее не закончит. Он решителен раз в десять лет и робок во все остальное время. В принципе, по логике фильма, героиня Сафоновой должна была бы именно с ним сойтись, но он даже ни на чем не настаивал. Примерно как советская власть в исполнении Константина Устиновича Черненко, правившего в тот момент, когда Масленников начинал работать над своим фильмом.

Второй – типичный капитализм. Чтобы жить с ним в Женеве, надо поменять все. Весь образ жизни. Расстаться с подругами. Выучить новый язык. Отправить своего малыша в женевскую школу, где совершенно не готовому к испытаниям ребенку предстоит сложная адаптация. Сейчас нам кажется, что ничего страшного в такой перемене жизни нет, и миллионы россиян уже через нее за последние тридцать лет прошли. Но в ту эпоху уехать в Женеву было почти как улететь на Марс.

Первый… Ну, этот как социализм с человеческим лицом. Виталий Соломин с его обаянием доктора Ватсона удивительно точно вошел в образ. Он симпатичен и по советским меркам успешен. Если бы он решился вдруг поменять семью, то героиня Сафоновой чувствовала бы себя абсолютно счастливой. Все остается как прежде, но все вдруг становится хорошо. Без сложной адаптации к новым условиям, а просто потому, что тебя начинают любить. Не этого ли страна хотела в 1985 году? Не этого ли требовала от Горбачева? И не на стремлении ли потакать подобным несбыточным желаниям Михаил Сергеевич сломался, провалив свою перестройку?

Сломалась и героиня фильма. Выбрала, в конце концов, социализм с человеческим лицом обаятельного Виталия Соломина. Но, как справедливо заметил в свое время выдающийся польский мыслитель Лешек Колаковский, может ли быть крокодил с человеческим лицом?

«Убить дракона» (1988)

«Долгие семидесятые», о которых я пишу, завершились в 1985 году, но закончить просмотр в «Четвертом кинозале» надо, конечно, фильмом Марка Захарова «Убить дракона», снятым чуть позже (по старой, классической пьесе Евгения Шварца).

В горбачевскую перестройку это кино смотрелось как прямолинейный призыв к борьбе с противостоящей простому народу советской административной системой. Но было на самом деле в фильме двойное дно. И за прошедшее с эпохи перестройки время его актуальность лишь возросла. Хоть фильм и называется «Убить дракона», в нем на самом деле рассматривается два способа решения проблемы. Первый (пропагандистом которого является герой Александра Абдулова) – это убить. Второй же (идеологом которого является герой Вячеслава Тихонова) состоит в том, что «единственный способ избавиться от дракона – это иметь своего собственного». Данная дилемма фактически определила основные конфликты всей нашей жизни. Люди, находящиеся вне старой драконовской системы (подрастающая молодежь, иностранные советники, отечественные диссиденты), говорят, что драконов, конечно же, надо убивать. Но постдраконовский социальный строй нельзя, увы, построить без тех людей, которые долгое время адаптировались к драконовским законам. Можно переизбрать правителя, но нельзя переизбрать народ. А народ этот предпочитает дракона не убивать, а оптимизировать. Кто-то в силу привычки, кто-то в погоне за личной выгодой, а кто-то (таких подавляющее большинство) потому, что трудно вписаться в тот мир, в котором нет дракона, нет драконовских норм поведения и нет тех рабочих мест, которые были созданы на основе драконовской идеологии.

Дракон Олега Янковского прост и человечен. В том смысле, что не носится где-то в небе над миром, тряся тремя головами и полыхая огнем из пасти, а входит спокойно в каждый дом. Беседует… шутит… вызывает симпатии, ставя перед простыми обывателями закономерный вопрос: «Если не этот дракон, то кто?»

Дракон – хотя бы сильная личность. А если его вдруг не станет, то править будет какой-нибудь бургомистр – вчерашняя марионетка, способная лишь говорить: «Денег нет, но вы держитесь». И сможет ли правитель защитить нас в том случае, если из‑за океана прилетит новый дракон, желающий всех сожрать?

На первый взгляд кажется, будто общество, оказавшееся в плену у дракона, обречено бесконечно вращаться в заколдованном круге. Именно так и воспринимают нашу историю пессимисты, считающие Россию безнадежной. Но фильм Захарова глубже. Круга не существует, поскольку в подрастающих поколениях соотношение тех, кто стремится убить дракона, с теми, кто хочет его оптимизировать, совершенно иное, чем в старых. Ведь молодежь меньше зависима от прошлого. И не случайно последняя сцена фильма – это сцена с детьми. «Гуманный» дракон предлагает Ланцелоту отложить схватку, чтобы не травмировать окружающих детей. Но Ланцелот, слегка подумав, отказывается. Биться надо при детях, максимально вовлекая их в схватку. Поскольку в конечном счете лишь они могут создать то общество, которое не нуждается в драконе.