Как мы жили в СССР

Зарубежные комментаторы, хорошо понимавшие слабости Советского Союза, поговаривали, что «СССР – это супердержава третьего мира, наиболее развитая из развивающихся стран и наименее развитая из развитых» [Steel 1985: 250]. Подобная чрезвычайно обидная для нас характеристика, увы, довольно точно отражала положение дел. Во всяком случае, она гораздо больше соответствовала реалиям, чем геополитическая догма о двух мировых супердержавах – США и СССР. Ведь к началу перестройки (в 1987 году) производительность труда в советской промышленности, по имеющимся у экономистов оценкам, составляла лишь 28,8% от производительности труда американской [Ханин 2008: 439].

Что осталось от бравого маршала?

Как-то раз Госконцерт, организовывавший гастроли великих артистов вне пределов СССР, заподозрил, что некий импресарио недоплачивает нашей казне положенных денег. Мол, залы, в которых выступает скрипач Давид Ойстрах, на самом деле вместительнее, чем сообщал в Москву зарубежный партнер. И вот решили чиновники проверить, как же проходит концерт на самом деле.

– Давид Федорович, – просят они его, – не могли бы вы пересчитать количество кресел в филармонии, где будете выступать?

– Когда я это буду делать? – смутился Ойстрах. – Времени мало. Репетиции.

– А вы во время концерта, когда оркестр один будет играть.

«Звучит анекдотом, – пишет Майя Плисецкая, рассказавшая сию историю в своих мемуарах. – Но это не шутка. Пакостная правда» [Плисецкая 2008: 261–262].

Случай с Ойстрахом в первую очередь может рассматриваться как образец идиотизма советских чиновников, наглости в отношении великого артиста и полного непонимания сути творческого процесса. Но я хотел бы сейчас обратить внимание на другое. Чиновники не могли собрать даже простейшей информации о функционировании экономики (например, сосчитать, сколько мест в зале), но при этом идеология уверяла нас, будто для составления планов функционирования тысяч заводов и фабрик имеется серьезная научно обоснованная база. На самом деле жизнь человека, который действительно попытался бы на научной основе составлять планы развития советской экономики, превратилась бы в кошмар. Этот несчастный ежесекундно сталкивался бы с тем, что не обладает информацией для планирования. Поставщики сырья, материалов, оборудования могли не доставить положенного в срок. Пожары, аварии, заторы на транспорте еще больше осложняли ситуацию. А самое главное – не могло быть уверенности в функционировании, как тогда говорили, человеческого фактора. Работяги уходили в запой, руководители принимали ошибочные решения, внешние обстоятельства приводили к отвлечению людей на сторонние работы (например, обкомы КПСС требовали осенью отправлять большое число горожан на уборку картошки в деревне). Если план не выполнялся, у директоров всегда имелось в свое оправдание множество ссылок на объективные обстоятельства. А министерства не способны были определить, действительно ли эти обстоятельства объективны, или руководство предприятия могло бы, проявив инициативу, решить тем или иным способом возникшие проблемы.

В рыночной экономике стремление заработать побольше денег стимулирует менеджмент проявлять эту самую инициативу, но в советской системе действовали не стимулы, а антистимулы. Находчивый директор мог претендовать на орден или повышение по службе в благодарность за хорошую работу. Но одновременно ему приходилось думать и о том, что, заставляя предприятие трудиться на пределе возможностей, он рискует рано или поздно надорваться, то есть взять на себя столь высокие обязательства, которые уже не удастся выполнить. И тогда вместо поощрений последуют наказания. Поэтому директора были заинтересованы скрывать от начальства свои возможности и проявлять инициативу лишь в самых крайних случаях. В итоге вышло так, что никакого научного планирования в СССР не получилось. Все заявления о научности оставались лишь на страницах оторванных от жизни учебников политической экономии. На деле же установился принцип планирования «от достигнутого». Если не вдаваться в частности, выглядел он следующим образом. К тому, что предприятие сделало за минувший год, прибавлялось несколько процентов. Это и становилось заданием на год очередной.

О «научности» подобного метода рассказывали всякие забавные байки, которые, впрочем, имели самое непосредственное отношение к действительности. Однажды в Грузии в одном из районов, где не растут цитрусовые, местные власти отобрали у спекулянтов 20 тонн мандаринов, привезенных откуда-то из-под Гагры. Конфискованные фрукты были, естественно, проданы государству. А раз выяснилось, что район «произвел» мандарины, на следующий год ему был спущен план – 23 тонны [Стреляный 1988: 24]. Ведь начальство не вникало в хозяйственные детали и не интересовалось тем, что даже при самом жестком и «научно обоснованном» планировании мандарины не станут расти там, где для них не имеется подходящих климатических условий.