Одной из примет Возрождения стала реалистическая манера письма, создание жизнеподобных форм. Этого далеко не сразу удалось достичь нидерландским мастерам. Так, на картинах и в алтарных росписях нидерландского живописца Робера Кампена (1378(?)–1444) непропорционально велики лица Мадонн, порой и их руки, но пластика передана с исключительным изяществом, благодаря чему каждое движение исполнено совершенно особой, неповторимой грации. Обыденный жест матери, проверяющей, хорошо ли натоплен камин («Мадонна с Младенцем у камина», часть диптиха, созданного в 1430-х годах; на левой панели изображена трагическая Троица) или, быть может, греющей руку перед тем, как прикоснуться к малышу, поражает жизненностью и одновременно – законченностью линии. А нам важна и обстановка, в которой изображена Богоматерь. Довольно узкое, но все же немаленькое прямоугольное окно, расположенное высоко от уровня пола, снаружи забрано решеткой, а изнутри имеет ставни – мы встречались с такими еще в Византии; рядом латунный рукомойник и висящее над ним полотенце. Пол в комнате покрыт черно-белой плиткой, впоследствии такая облицовка стала визитной карточкой интерьера в стиле барокко. Все это не только бытовые предметы, но и символы – чистоты и непорочности. Отличительной особенностью и готической, и ренессансной, и барочной живописи стала ее знаковая насыщенность. Порядок и чистота в доме обозначали праведность его обитателей, и вот еще почему культура быта в Нидерландах или Германии уже в те времена поднялась на невероятную высоту (во Франции и Италии, странах южных, такого не было).
Никогда итальянский художник не позволил бы себе так написать человеческое тело, как это сделал Кампен на панели «Злой разбойник на кресте» (около 1410 года). Неправдоподобные изгибы рук, вывернутые мышцы, искажение пропорций, при котором одна нога оказывается заметно длиннее другой, в нидерландском искусстве вполне допустимы: они служили большей выразительности образа. И лицо распятого с выражением смертельного безразличия контрастирует с исполненным экспрессии положением изувеченного казнью тела, кажущегося живым и напряженным.
Любование деталью – отличительная черта мастеров Возрождения. У нидерландцев символический характер приобретали мельчайшие подробности бытия, элементы пейзажа, натюрморта, интерьера. Объяснялось это тем, что живопись («видимое») наравне с музыкой («слышимое») стали важнейшими из искусств: они воздействовали на восприятие любого человека, к какому бы сословию он ни принадлежал. Читать умели далеко не все, смотреть и слушать – любой. И потому картина превращалась в некоторое «послание», «сообщение», визуальный рассказ о великих ценностях бытия. Если рукомойник и чаша, которые Кампен поставил рядом с Девой Марией, символизировали чистоту и единство Ее духовного и телесного облика, то подсвечник и книга на других картинах – извечный божественный свет. Когда же Кампен вводил в композицию вид городской площади («Мадонна с Младенцем у камина»), то делал он это для обозначения великой значимости обычной женской фигуры (недаром его Мадонны получили прозванье «бюргерских») и голенького ребенка.
Робер Кампен – первый самостоятельный нидерландский живописец, сделавший шаг к преодолению важного для Нидерландов французского влияния, заложивший основы самобытной традиции. Нидерландам, этой небольшой стране, включающей территорию нынешних Бельгии и Голландии, суждено было стать в XV в. самым ярким после Италии очагом европейского искусства. Здешние города, хотя и не были политически самостоятельными, давно уже богатели и крепли, ведя обширную торговлю, а потом и развивая мануфактурное производство тканей, ковров, стекла. Крупным центром международной торговли позднего Средневековья был старинный Брюгге, поэтический город каналов; правда, в XV в. он постепенно уступал первенство другим фламандским городам: сначала Генту, а затем Антверпену.
Долгое время Робер Кампен был известен как Мастер из Флемаля – по названию знаменитого Флемальского алтаря, – или Мастер алтаря (триптиха) Мероде. Он стал художником не родовой аристократии, как многие живописцы Италии (в Нидерландах такое было невозможно), а рядовых горожан, бюргеров, которые не меньше южных высокородных вельмож нуждались в насыщении жизни искусством.