В терпимых дозах политкорректность водится в околоспортивных кругах. На чемпионате мира в ЮАР после забитого гола было рекомендовано не вздевать руки к небу в знак благодарения богу. А в Оклахоме как-то уволили тренера женской команды по футболу за вопиющее пренебрежение правилами техники безопасности при исполнении штрафного удара. Тот, стоя в стенке, подал своим питомицам отвратительный пример беспечности, скрестив руки не на груди, а в середине тела. Столь прекрасные сюжеты редки, так что, будь правдой или наполовину вымыслом, они дают пищу для пересудов, и как результат политкорректность безнадежно карикатуризируется в общественном сознании.
А сам по себе спорт генетически аполиткорректен. Он прямо-таки эталон автокоррекции и в плане поддержания конкуренции — а без нее либерализм, как известно, немногого стоит. Если в лиге мало клубов, она хилая и безденежная. Если несколько клубов доминируют, а все остальные драматически уступают им в классе, — зритель заскучает, и — прощай, реклама. Спортивные функционеры зорко следят за сохранением разнообразия, потому что на него завязаны бизнес-показатели индустрии.
Спорт не ведает уз политкорректности по той простой причине, что, за немногими исключениями[40]
, имеет дело с истиной. (Случаи, когда американские олимпийские чиновники, пользуясь правом сильного, лоббируют судейство и даже отнимают у победителей уже выданные медали в пользу своих национальных протеже, трогательно неполиткорректны.) Так же — и всякое поле взаимодействия, где результаты на виду и неоспоримы.Это интуитивно понятно и отлично стыкуется с институциональной теорией, согласно которой предметом конфликтов являются внешние (побочные) эффекты чьей-то деятельности. (В особенно трудных случаях те не могут быть четко выявлены, и потерпевшим не обойтись без внешнего арбитра.) В то время как политкорректность — это превентивная мера, удерживающая латентные противоречия от перерастания в войну, истина — это прививка от войн политкорректности[41]
. Отсюда рецепт: споры вокруг политкорректности разрешатся тем эффективней, чем ясней будет проявлен баланс символических интересов. Сами по себе интересы, как и ценности, не наблюдаемы, пока не проступят в конкуренции социальных сил. Движение за политкорректность — это лишь начальная и довольно грубая фаза артподготовки. За ней последуют консолидация всех значимых сил в клубы и становление рынков, на которых символический баланс будет сводиться не в пример тоньше и точней, чем сейчас.Читателю будет проще поверить этому прогнозу, если он сделает поправку на то, сколь интенсивно деутилитаризуется существование. Едва ли не половина нашей активности завязана на нематериальное производство и потребление, а если мерить по вкладу в ощущение бытия и счастья, символическое и вовсе владеет суперконтрольным пакетом акций (свыше 75 %). Однако мы пока еще инфантильны и беспомощны в калькуляциях такого рода процессов. Мы словно люди каменного века — они, верно, поначалу терзались, в каком соотношении менять обтесанные ими топоры на бананы или свиней, поставляемых с соседнего острова[42]
. Но со временем как-то наладились разумные эквиваленты, хотя их разбег по нашим меркам впечатляет[43]. А мы сегодня не в состоянии соизмерить пользу и вред от копирайта, или требования феминисток и наносимый ими ущерб, или желание освободиться от черной работы и нежелание расстаться со словом «черный» в лексиконе. Эти процессы имеют единую экономическую природу — в том базовом, определяющем экономику смысле, что в них вовлечены ограниченные ресурсы (включая эмоции, внимание, память, способность к восприятию…), а результаты небезразличны группам интересов. Ресурсные ограничения и конкурирующие интересы — два необходимых и почти достаточных условия для появления рынка. Недостает лишь толчка в нужном направлении.И как ни трудно представить такие рынки в полном охвате, первые ласточки уже появились. Возьмите Киотский протокол[44]
, экономически регулирующий вредные выбросы, — это шаг ровно в указанном направлении. В момент первого предъявления идея